Михаил Зуев-Ордынец - Всемирный следопыт, 1930 № 08

Поток мелел. Гусеницы все выше выступали из воды, но течение бушевало давило, как прежде. Мотор медленно умирал. Он кашлял ржаво и сипло, срывался, снова рычал, и каждую секунду Демин ждал конца. Радиатор все слабее — расталкивал струи, но и берег неуклонно надвигался.

Что кончится раньше? Расстояние или смесь?

— Милый, ну, надбавь, ну, еще капельку! — уже как ребенка упрашивал машину тракторист.

И мотор, умирая, боролся.

Берег был уже тут, совсем близко, и люди с радостным ревом забегали от него навстречу трактору, прямо в гулкую воду.

И тогда-то заблудшее, может быть, последнее бревно, налетело на машину как гром. Демин не успел еще рвануть руль, когда чешуйчатый ствол, оглушительно грянув по радиатору, выскочил одним концом из бушующей воды и, замахиваясь, как чудовищная булава, взлетел над головой рулевого. Последнее, что видел Демин, был свет, огромный и багровый, воспламенивший и небо, и волны, и глаза. А потом весь мир провалился в горячую, звенящую тьму…

Впервые он пришел в себя всего на минуту. Улыбнулся таким заботливым и хорошим лицам, склонившимся над ним, и вновь закрыл глаза. Но и опять, погружаясь в липкий туман беспамятства, услышал:

— И жить и работать будет. Хоть куда! — густым тенорком сказал кто-то, должно быть, доктор.

— Еще бы! Нужно, штоб жил! Одна машина-то у парня какова! — прибавил дед Степан.

— И сердце! — закончил Парфенов.

— Вы слабо представляете себе что такое глушь.

Мой собеседник — механик кинопередвижки, недавно об'ехавший Камчатку с аппаратом и несколькими плоскими коробками, туго набитыми фильмами, еще не успел собрать воедино своих впечатлении, нахватанных в разных концах огромного полуострова. Туземцы, глядя на полотно, перед которым он вертел ручку своего аппарата, называли его «самым большим шаманом». Они не могли понять как это один человек умудряется тащить за собой столько домов, улиц, людей, пароходов, лодок, быстро мчащихся машин и животных.

Они давали ему возможность передвигаться в своих выдолбленных лодках летом, для него и груза запрягали собак в нарты зимой.

— Я стал уже свыкаться с данной мне камчадалами кличкой — «эк ден шаман» что означает «самый большой шаман». В мои функции вовсе не входило одно лишь голое демонстрирование картин. Ездить с передвижкой по Камчатке — это означает быть одновременно и администратором, и организатором, и пояснителем, и лишь напоследок крутильщиком Так вот. Приходилось мне заезжать в места где не только о кино, даже о пароходах представления не имеют. Приехав в такой поселок, поневоле затоскуешь по Петропавловску, он кажется крупным и комфортабельным городом. Ясно, что показывать в таких местах фильму без соответствующего предисловия в первый раз нельзя.

Хорошо, если попадается владеющим местным наречием избач или просто толковый туземец. Эти переведут, помогут об'яснить, расскажут содержание картины. Но не всегда предупреждения помогают. Был случай которого никак не забыть, — так ярко показал он, какую память оставил в туземцах царизм.

Человек, проехавший с передвижкой всю Камчатку, на мгновение уставился в потолок, словно это был экран, на котором он увидел весь эпизод.

— Так вот, дело происходило на Охотском побережье где находится крупный поселок Ола. Не стану говорить, каких трудов стоило туда добраться. До меня там кино никто не показывал.

В Оле попы с давних времен конкурировали с шаманами, а туземцы, боящиеся всяких богов, на всякий случай вешали в своих юртах рядом с шаманскими талисманами иконы и кресты. Лишь недавно влияние попов и шаманов стала заглушать открывшаяся изба-читальня, действовавшая скромным арсеналом средств, имевшихся в ее распоряжении.

Избач обрадовался прибытию передвижки и всячески старался мне помочь Он немедленно об'явил местным жителям (в основном это тунгусы), что в избе-читальне будет показано нечто, никогда и никем не виданное.

Небольшой деревянный домик вечером наполнился всеми жителями Олы. Даже женщины, живущие у туземцев затворницами и даже древние старики — и те пришли. Внутри избы завесили окна, на стену натянули экран, погасили свет. Ропот разочарования пронесся по комнате. Тунгусы решили, что все это не больше, чем волшебный фонарь, которым показывают ассортимент давно перевиденных, изрядно надоевших диапозитивов.