Мать Джоя кричала сорванным голосом, звала сына. Рядом кто-то в истерике катался по полу. А какой-то хрыч пытался ухватить Райво за грудки и орал:
– Почему не приняты меры?! Там людей убивают, а ты тут стоишь!
Капеллан отпихнул его и крикнул, обращаясь ко мне:
– Винсент! Быстро в арсенал!
– А дверь?
– Да чёрт с ней, всё равно никто не войдёт!
Я поднялся с пола и, хромая, побежал. Капеллан, оставив позади орущего старика, поравнялся со мной.
– Что теперь? – спросил я.
– Перекроем коридоры, – сказал он. – Будем держать, пока не кончится эвакуация.
– Но ведь не все в гараже! Я видел – люди бежали в убежища!
Райво отмахнулся и совсем не по-капеллански ответил:
– Идиотов не спасёшь. Только себя угробишь.
* * *
Мы оцепили два коридора и встали у дверей. Теперь от гаража нас отделяло несколько помещений. Мы надеялись, что это даст нам пространство для манёвра и позволит выиграть время.
Эвакуация шла мучительно медленно. Грузовикам требовалось полчаса на то, чтобы увезти очередную группу людей и вернуться обратно. Гараж пустел, но на очереди было ещё где-то двадцать семь человек.
И вот кто-то начал скрестись в двери. Я тихо, чтобы не поднимать паники, позвал капеллана. Тот прислушался к доносящимся звукам.
– Готовьте огнемёты, – буркнул он и пошёл обратно в гараж.
Неизвестный гость поскрёбся ещё пару минут, а затем, потеряв терпение, ударил в дверь. И ударил с такой силой, что появилась вмятина. Тогда я понял, что двери их не сдержат. Отступать было некуда. Мой старый кошмар сбылся.
Удар, снова удар. Дверь прогибается. Мы взводим огнемёты. Рядом несколько ополченцев щёлкают затворами на автоматах. Ждём.
Бац! Дверь вырывается из пазов и падает, как скомканная бумага. А за ней всё чёрное, и оно бурлит, кишит… И мы стреляем, не жалеем патронов и горючего. А они всё прут, прут. Не пойму, кто кричит: то ли мы, то ли они. Всё спуталось в один орущий комок.
Когда нас осталось пятеро, то мы, вместо того, чтобы уйти, закрыли дверь в гараж. Капеллан что-то кричал с той стороны, пытался открыть, но мы вставили клинья. Все понимали, что отступать уже некуда.
Я, Скай и Коул уцелели только потому, что стояли спина к спине и жгли короткими залпами, экономя боеприпасы. Чёрные трупы пылали у наших ног, смердя горелым мясом. А ещё было жарко, адски жарко. Горело всё, что могло гореть, и дым, мешаясь с огнём, заволок коридор.
Было тихо. Но мы не обманулись, потому что знали: мы убили не всех. Поэтому мы ушли подальше от гаража, вглубь жилого комплекса, уводя за собой тварей. Они шли за нами: в дыму мелькали чёрные тени, когти клацали по полу.
Когда мы вынырнули из пожарища, они снова напали: темные силуэты бросились на нас со всех сторон: из дверей, из пламени. И мы, стоя спина к спине, снова поливали их огнём. Мы неплохо в этом поднаторели.
Признаюсь, я помню тот день весьма фрагментарно. Пляска огня и смерти слилась в одно красно-чёрное пятно, из которого ничего нельзя было вычленить. Но были и мгновения, которые забыть просто невозможно.
Мы заходили всё дальше в жилой комплекс, заманивали тварей за собой. Они нападали и, объятые огнём, бежали прочь. Уцелевшие неизменно возвращались. А затем мы обнаружили забрызганную кровью комнату, где лежали растерзанные тела. На них уже появились чёрные пятна, трупы изредка подёргивались. Коул, не задумываясь, окатил их огнём.
– Ты что же, выродок, своих же сжигаешь? – проскрипел кто-то рядом.
Чуть дальше по коридору, в дверях соседней комнаты стояла старуха – бабка Джоя. Она была вся в крови, но что хуже – её кожа уже покрылась чёрными язвами. Одной руки, кажется, вообще не было. Вместо неё пульсировали, мерзко извиваясь, чёрные отростки.
Старуха захлебнулась чёрной слизью, но затем прочистила горло. До меня снова донёсся её голос, теряющий остатки человеческого:
– Будьте вы прокляты. Всё из-за вас. Только из-за вас.
И я нацелил на неё огнемёт. До сих пор не могу сказать, чем я тогда руководствовался – яростью или чем-то ещё – но, когда она, объятая пламенем, заорала, я не испытал ни капли жалости. А когда стихли крики, то я почувствовал настоящее облегчение, будто убил что-то гадкое, противное человеческой природе.
Я хорошо помню свои ощущения: мне жарко, комбинезон весь в поту. Противогаза давно нет, его сорвали в схватке. Я плююсь пеплом. А в голове пусто. Только наши тени пляшут на стенах.
* * *
С тех пор прошло немало лет. Остатки волос на моей голове давно стали седыми, и руки уже не так сильны, как прежде. Я давно смотрю на мир искусственными глазами – когда-то мне выжгло лицо, так что и я прошёл своё крещение огнём. У меня нет губ, всю нижнюю часть лица занимает динамик модулятора речи. Всё это – атрибуты механоида, элитного солдата Земного Доминиона. Да, как видите, я так и не избавился от печати «не такого».
Читать дальше