Иван Тропов - Рассказы разных лет (сборник)

— Пых!

Оля вздрогнула и выронила журнал. Он звонко шлепнулся на пол. Оля торопливо подняла его и поставила в лоток, где стояла еще толстая стопка таких же журналов. В тишине почти пустого магазина звук прозвучал особенно громко и она чувствовала, что все, кто еще остался в магазине, смотрят сейчас только на нее. Она чувствовала на щеках эти взгляды: «Мало того, что нет денег, чтобы купить этот журнал, так еще и роняет его на пол! Может быть, управляющему стоит подумать о том, чтобы вообще не пускать таких в магазин?»

— Пых-пых! — настойчиво повторили из-за спины.

Оля обернулась.

Там стояла девушка в розовом плюшевом комбинезоне, на ее голове была маска кролика, охватывавшая всю ее голову, как мотоциклетный шлем, только с огромными плюшевыми ушами на макушке. Через плечо была перекинута широкая лента с золотистыми буквами, на ленте висел поднос. Там стояла небольшая коробка и огромная, как бидон для молока, ненастоящая батарейка — макет, вот как это правильно называется, вспомнила Оля.

— Рекламная акция! — сказала девушка из-под головы кролика. Попробуйте батарейки нашей фирмы. Работают до десяти раз дольше, чем обычные. Энерджа-айзе-ер! — фальшиво пропела она.

Достала из коробки пальчиковую батарейку и протянула Оле.

— Спасибо, не надо, — тихо сказала Оля.

— Да бери, это бесплатно, — сказала девушка и указала рукой в плюшевой перчатке, очень похожей на большую кроличью лапу, на висок Оли, где под платок убегал провод к наушнику. — Плеер же, да? Бери.

— Спасибо, не надо, — повторила Оля. — У меня на аккумуляторах.

— Ну, как знаешь. С Новым Годом!

— И вас с Новым Годом, — улыбнулась Оля.

Но девушка уже сунула батарейку обратно в коробку и пошла дальше по полупустому магазину.

Оля повернулась к стойке с журналами и потерла висок под пуховым платком. Кажется, она о чем-то думала — до того, как этот кролик, то есть девушка с батарейками, отвлекла ее. Она о чем-то думала. Будто что-то нашла… Что-то доброе и хорошее, что-то важное. Очень-очень важное.

Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить. Что-то очень важное… Что-то про луг, кажется… Зеленый луг, на котором кто-то оранжевый, как огонь новогодних свечек, и нежный, как шелк, и еще ласковый-ласковый…

— Рекламная акция!.. Батарейки нашей фирмы… Десяти раз… А-айзе-ер!

Оля вздохнула и открыла глаза.

Ну конечно! Зачем же еще она могла придти, если не за этим? Она же целый месяц копила, откладывая по чуть-чуть с каждого завтрака!

Оля стала вертеть стойку, пока не показалась обложка с Доброй Женщиной, улыбавшейся так тепло, что казалось, будто щеки греет весеннее солнце… Как улыбается и ее мама, наверно. Еще в журнале был рассказ. За целый месяц, пока Оля каждый будний день после школы брала этот журнал из все таявшей и таявшей стопки, она пролистала его весь (просто смотреть на обложку она не могла — иначе та продавщица точно привязалась бы к ней). И этот рассказ был, наверно, очень хорошим. Потому что название у него было чуть грустное, но теплое-теплое. Недотыкомка. Просто здорово, что она наконец-то сможет прочитать его.

В проволочной корзинке осталось всего два номера. Еще бы чуть-чуть, и опоздала… Оля приподняла верхний журнал (его трогали, наверно, сотни рук — уголки обложки уже загнулись, как у зачитанной книжки в бумажной обложке) и достала нижний — гладкий-гладкий, свежий-свежий, словно и не лежал он здесь целый месяц. Спрятавшись за стойку, чтобы ее никто не видел, быстро поцеловала Добрую Женщину в щеку, вытерла рукавом туманный след на обложке, чтобы та не размокла и не взгорбилась, и понесла журнал к стойке, где оформляют покупки.

А вечером, наевшись пересоленного оливье (бабушка, должно быть, забыла, что уже солила, и посолила салат два или три раза, но Оля старалась не обращать на это внимание, чтобы не огорчать бабушку) и напившись апельсинового соку (обычно бабушка соки не покупала, но этим вечером у них было целых три пакета сока, все-таки праздник) Оля пораньше ушла к себе в комнату, не став дожидаться, пока по телевизору будут звенеть куранты.

Уж больно тоскливые и грустные были все эти праздничные концерты по телевизору. Нет, они были очень шумными, люди во всех этих концертах громко разговаривали и пели — но было это веселье какое-то ненастоящее, было в нем что-то сродни тем улыбкам на обложках, которые Оле совсем не нравились. Вроде бы и улыбки — но стоит приглядеться, и сразу же будто смотришь на капкан, едва присыпанный искрящимся снежком…