Алекс Бор - Ах, прица-тройка, перестройка! (фрагмент)

Танька, видимо, снова на меня обиделась, потому что нахмурилась и ушла, ничего не сказав. Ну ничего, завтра помиримся...

Из дверей "десятки" вышла красная, как вареный рак, Блатной Берет.

- Здорово тебе досталось, - сочувственно произнес я.

- И не говори, - вздохнула она.

- А что ты так слабо защищалась?

- Тебе легко говорить. Стал бы на мое место, я бы посмотрела, как ты бы изворачивался...

- Думаешь, не извернулся бы?

- Не думаю, - уверенно сказала Блатной Берет.

- Ничего ты, Леночка, не знаешь, - сказал я. - Я бы выкрутился. Спроси у моих однокурсниц.

- Обязательно...

- Вот потом и побеседуем, - сказал я. - Ладно, скажу тебе вот что. Если бы я был на твоем месте, я бы навешал лапши на уши и вышел в ферзи.

- Думаешь, я не вешаю? - вздохнула Лена. - Я только этим и занимаюсь, пока состою в бюро. От нас требуется не работа, а создание видимости работы. Главное - бумажку правильно написать, которую подошьют к делу.

- К уголовному?

- Опять хохмишь... Кстати, можешь меня поздравить - я уже не член бюро, теперь займусь личной жизнью.

- А я вот и думаю, почему ты руками и ногами отпихивалась, чтобы снова не избрали.

- А что мне еще оставалось делать? Думаешь, приятно оправдываться, когда с тебя требуют работу, а работы не дают, кроме написания разных бумажек?

Нет, больше я в общественной жизни не участвую... Хватит надевать себе на шею этот хомут...

- А почему раньше надела?

- Дурой была, - со вздохом призналась Блатной Берет.

- А почему была? - язвительно спросил я.

- Да ну тебя, - нахмурилась Блатной Берет. - Вечно ты со своими шуточками.

- Да я ж любя...

- Я знаю, что ты меня любишь, - ответила Блатной Берет, улыбаясь. - Еще с колхоза. Только почему-то никак не признаешься в своей любви.

- Так все равно ты взаимностью не ответишь. И я буду страдать в одиночестве...

- А вдруг отвечу? Что ты тогда делать будешь? Не испугаешься?

- Кого? Тебя, что ли? - усмехнулся я. - Неужели ты такая страшная?

- Не страшнее Катьки Осицкой, - ответила Лена.

- А при чем здесь Катька? - не понял я. Катька Осицкая училась на одном курсе с Леной Блатной Берет и была из тех, о ком говорят: ей палец в рот не клади, всю руку откусит. Она взяла за правило постоянно меня подкалывать. Уж не знаю, почему. Может быть, я был ей чем-то симпатичен, потому что тоже не оставался в долгу.

- Вот у нее и спроси, - посоветовала мне Блатной Берет.

- Спрошу, спрошу. Но все равно я неразделенно люблю только тебя...

- Какая честь для меня, - усмехнулась Блатной Берет. - Кстати, если бы я была твоей старшей сестрой, то выпорола бы тебя, как сидорову козу.

- За что? - удивился я.

- Ты неправильно употребил местоимение с предлогом, а еще филолог, заметила Лена. - Не "за что", а "по чему". По чему - можешь догадаться сам.

- Фи! Какая ты жестокая! Я был о тебе лучшего мнения...

- Мы, женщины, вообще существа жестокие. Пора бы привыкнуть. Второй год, чай, на филфаке учишься...

Я хотел ответить, но в это время из дверей наконец-то появилась измученно-вредная Лена Зверева вместе с Леной Хрусталевой.

- Ладно, пока, - сказал я Блатному Берету и отправился к своим однокурсницам.

- Ну и как вам концерт? - осведомился я.

- Ой, не говори, - сказала Хрусталева, показывая идеально белые зубы. Я думала, что умру со скуки.

- А по-моему, - глубокомысленно заметила Зверева, - это был сплошной маразм. Курам на смех...

- То-то я видел, что ты так часто смеялась. Только никак не мог взять в толк, над кем. Уж не над Кузькиным ли?

- Над ним посмеешься, а потом плакать будешь, - сказала Хрусталева. Никогда не думала, что такой обаятельный мужчина может быть таким ретроградом.

- Обаятельный? - удивился я. - Никогда об этом не думал.

- А тебе и необязательно, - съязвила Зверева.

- Да, такой высокий мужчина, у него такой сексуальный голос, благородная седина, - продолжала восхищенно говорить Хрусталева.

- Предложи ему руку и сердце, - посоветовал я.

- Нет, теперь никогда, - заметила Зверева. - Мое сердце отныне разбито раз и навсегда...

- Ничего, переживем, - заметила Зверева. - Мне от тоже как мужчина нравится, однако с его взглядами нужно было жить при Сталине.

- Да уж, вздохнул я. - Он нашу группу уже целый месяц натаскивает, объясняет политику партии на современном этапе. Если интересуетесь, заходите на его семинар. Даю гарантию - мурашки по коже забегают.

- Правда, что ли? - удивилась Зверева. - В таком случае, я заранее выражаю соболезнования родным и близким покойного...

- Точнее, покойных, - поправил я Звереву. - Нас двенадцать человек в одной могиле.