Виктор Сытин: Покорители вечных бурь (Иллюстрации В. Щербакова)

Терехов бросил взгляд на струящийся столб дыма, на небо, где зажглись первые звезды, и затем перевел глаза на друга.

И тогда Лена и Николай увидели, как у обоих — и у профессора и у изобретателя — одновременно точно вспыхнуло что-то в глазах, весь облик их как-то переменился, и они замерли в напряженных позах.

Лена тихо отпустила локоть Терехова и, ступая на цыпочках, подошла к Дубникову-младшему.

— Тогда, в тот вечер, после разговора о сороках, у него были такие же глаза, — прошептала она и, поманив за собой юношу кивком, отошла в сторону.

В этот момент Терехов взмахнул обеими руками и закричал им:

— Идемте! Идемте скорее готовить испытания! — Повернулся и побежал по направлению к опытной станции.

…Всю ночь Терехов, Трубокуров, Лена, Николай и многие другие не спали. Николай Дубников достал у колхозных огородников килограмм дымообразующего порошка, который те сжигали, когда нужно было защитить посевы или цветущие сады от весенних заморозков. Дед Дубников разыскал на складе опытной станции пять крупных метровых резиновых оболочек шаров-зондов и баллон со сжатым гелием. Ниязов съездил на «Победе» Никольского за полсотни километров, к строителям оросительной системы, и привез несколько метров медленно горящего бикфордова шнура.

Трубокуров и Лена сидели за расчетами, а на рассвете вышли на луг перед усадьбой станции и точно отмерили километровую «базу». Затем они установили на концах ее два теодолита и фотокамеры.

Когда эта работа была закончена, возбужденный, веселый Терехов наполнил пустую консервную банку дымообразующим порошком, вставил в нее один конец отрезка бикфордова шнура и защемил его крышкой. Затем вместе с Дубниковым-старшим и Ниязовым он наполнил гелием все пять оболочек шаров-зондов и связал их вместе. Получилась чудесная гроздь больших шаров, рвущихся ввысь. «Старшина в отставке» с трудом удерживал их своей сильной рукой.

Когда взошло солнце, к ним подошел Трубокуров.

— Ну что ж, приступим, — сказал он, поеживаясь от утренней сырости. — Мы с Леночкой готовы вести наблюдения. Да и вы, я вижу, все приготовления завершили.

Терехов взглянул на друга, кивнул головой и привязал консервную банку к стропе, идущей от грозди шаров. Затем, немного трясущимися руками, он чиркнул спичку и поджег свободный конец бикфордова шнура. Шнур зашипел и вспыхнул голубоватым пламенем, разбрасывая короткие искры.

Трубокуров взглянул на часы и скомандовал:

— Отпускай!

Дубников разжал пальцы, державшие стропу, и гроздь шаров стремительно понеслась вверх, в светлое, спокойное утреннее небо.

Никто не сказал ни слова в течение нескольких минут, до тех пор, пока розовые, похожие на дорогие жемчужины, шары-пилоты, все уменьшаясь и уменьшаясь, не скрылись наконец в вышине.

Тогда Ниязов тихо спросил:

— А когда оно образуется?

— Скорость подъема большая, — ответил Трубокуров, — по расчету, двадцать метров в секунду. Следовательно, через десять минут… — И, помолчав немного, добавил, обращаясь к Лене Павленко: — Станьте к ближайшему теодолиту вместе с Михаилом Ивановичем. А я пойду к другому с Валыпиром…

Никогда, пожалуй, не ощущал еще Терехов такого медлительного движения времени. Вереницы мыслей пронеслись в его голове за эти десять минут.

«Неужели не выйдет? Неужели этот новый, принципиально новый способ изучения воздушных потоков окажется непригодным, не оправдает надежд? Нет, выйдет! Обязательно выйдет!»

Этот способ родился вчера вечером. Он был найден, как все изобретения, внезапно, вдруг, но в то же время в результате мучительных напряжений ума и памяти, анализа множества различных наблюдений и мобилизации знаний, в результате волевых усилий, направленных на решение нужной задачи. Да, в какую-то долю секунды, как когда-то на набережной Невы, вчера вечером в сознании его завершился наконец этот бесконечно сложный и в то же время простой творческий акт изобретения. И свершился он так: мысль работала, стремясь идти непроторенными путями, она охватила и поставила в ряд: открытый астрономами метод изучения метеоров по их газовому хвосту, золотистое облачко, горевшее в небе после заката солнца на огромной, предельной для облаков высоте, столб дыма, поднимавшийся над очагом… И вот родился этот новый, принципиально новый способ. Другой человек, так же напряженно искавший, так же упорно пытавшийся решить задачу, — Трубокуров по существу направил мысль Терехова. И вот поэтому-то Трубокуров сразу понял, не услышав от друга ни слова, а только взглянув на него, что создал ум Терехова. В этот момент Трубокуров и сам, самостоятельно сделал то же самое изобретение. И, конечно, если бы Терехова не было рядом, он также, рано или поздно, решил бы задачу.