Виталий Захаров - Черный дублер

Громадный — с пола до потолка — стереоэкран, занимавший почти всю правую стену приемной, вспыхнул и заполнился ровным голубоватым светом. Макс что-то сказал в свой повелительно застрекотавший датчик, отключил его и, присев рядом с Райтнером, тоже впился в экран, на котором уже горели три слова из красных метровых букв:

ВСЕМ!

ВСЕМ!

ВСЕМ!

Зазвучали торжественно-тревожные позывные главного канала. Райтнер попытался представить, как в эти минуты на Земле, под землей и под водой, в лунных и космических лабораториях, на Марсе и Венере миллиарды людей, роботов, дельфинов оставляют свои занятия и сходятся к экранам, как миллиарды сердец сжимаются в тревожном ожидании чего-то необычного — Главный канал включался лишь при исключительных обстоятельствах, — и тоже весь сжался в один нервный комок.

Включили зал заседания Всемирного Совета. Уотсон, как обычно, скупыми емкими фразами доложил миру о причине включения главного канала, изложил суть происшедшего события и поделился своими соображениями о значении открытия. Потом он подробно познакомил с устройством аппарата Дмитрия Карпатова-Черного и обратился ко всем ассоциациям ученых, научным институтам и лабораториям, ко всем конструкторам, инженерам и техникам с просьбой направлять свои предложения по спасению Карпатовых во вновь образованный центр связи с миром Черного света. Сообщив, что решением Всемирного Совета руководителем этого центра назначен ЭАЛ, Уотсон замялся, неопределенно махнул рукой и опустился в кресло.

«Ты не обратил внимания — Председатель выглядит очень плохо…» — шепнул Райтнер на ухо Максу.

«Не беспокойся, — откликнулся тот, тепло усмехнувшись. — Если уж мы с тобой это заметили, то Сингх определил с первого взгляда. Все будет сделано…»

…С места поднялся академик Коробков и ровным рокочущим басом объявил, что сейчас будет сделана первая попытка зримой связи с антимиром: если она увенчается успехом, то мы, представители белого света, услышим и увидим… Уотсона — Председателя Всемирного Совета мира Черного света.

Каждая секунда, видимо, была учтена заранее: экран незамедлительно погас (погас в каком смысле — отключили прямую трансляцию из Круглого Зала заседаний Всемирного Совета), — с минуту стоял совершенно чистый, в обычном голубоватом освещении и вот…

Райтнер невольно подался вперед и, не ощущая собственных рук, вцепился в руку Макса. Секретарь Уотсона ответил крепким рукопожатием, и так они, Человек-1 и Человек-2, просидели, плотно прижавшись друг к другу, весь сеанс первой зримой меж-мировой связи.

…И вот на экране возникли бурые, причудливой формы волны, они все сгущались и сгущались, наливались темнотой, между черными уже волнами возникли ослепительные, остро колющие зрение разряды, отдаленно напоминающие молнии между сталкивающимися грозовыми тучами. Но вот отсверкали и они — на экране встала абсолютная, холодновато-матовая чернота, в которой физически ощущалась бесконечная глубина, в ушах возник до предела натягивающий нервы звуковой фон. Через несколько секунд в центре экрана колыхнулось что-то еще более черное, хотя и трудно было представить что-либо чернее… И сквозь натягивающейся все туже звуковой фон прорвался знакомый уотсоновский баритон:

— счастлив… обратиться к разуму белого света. Отныне… да будет днем… Рука об руку все миры…… великого служения прогрессу. Но задачей задач момента… благодарный разум… Карпатовых. Будем… именно до свиданья… …Великое Единение!..

На берегу реки, метрах в ста от четко-черного Купола Карпатовых, возвышающего над сопками в виде полукруговой пирамиды, сидели Марва и Микки и о чем-то тихо разговаривали. Они вместе прибыли сюда через день после потрясшего мир заседания Всемирного Совета и, кажется, собирались остаться здесь ровно на срок, пока еще будет надежда на возвращение Дмитрия Карпатова. И Райтнер, с унынием подумывавший о тоскливых днях, ожидающих его и Томми по отбытию веселых «робят-строителей», с удовольствием воспользовался правами, предоставленными ему самим Председателем Всемирного Совета: то есть просто забрал их с прежнего места работы и зачислил дежурными контрольного пункта на неопределенный срок.

«О, Дмитрий, как я тебя понимаю! — воскликнул он в душе, впервые увидев Марву. — Если бы не Аделаида, то я, наверное, тоже…» Но, приглядевшись к ней, понял, что рассчитывать ему в любом случае не на что: Марва держалась спокойно и деловито и в то же время замкнуто. Никаких чувств нельзя было уловить ни на лице ее, ни в глазах, ни в голосе. И Райтнер окончательно поверил, что обещание ее, данное Дмитрию Карпатову, не являлось лишь результатом любовного угара, как это часто бывает у Человека-1. Значит, характер Человека-2, вспомнил он давнюю свою мысль, действительно такой же крепкий, как и материал, из которого он сделан. Вот и Аделаида…