Александр Бушков - Страна, о которой знали все

— Приятный человек, — сказал мне старичок. — Как быстро он оценил ситуацию!

— Да, — сказал я.

— Все же мне непонятно, как такое могло произойти.

— Сам теряюсь, — сказал я. — Вы с кем-нибудь делились своим открытием?

— Что вы! Я полагал своим гражданским долгом сначала поставить в известность тех, кто первым подвергся обману. Признаюсь, мне непонятно одно — с какой целью затеяно все это.

Дверь с грохотом распахнулась. Я примерно догадывался, что должно было произойти, но не думал, что они приедут так быстро.

Молниеносно, словно атакующие леопарды, двое верзил в белых халатах метнулись к мистеру Кор-бишли и подняли его из кресла. Когда его выносили из кабинета, на ходу запеленывая в смирительную рубашку, на его лице еще дотлевала счастливая улыбка выполнившего свой гражданский долг человека. В кабинет вернулся Райли в сопровождении молодого представительного врача.

— Буйный? — деловито осведомился врач.

— Кажется, нет, — сказал Райли.

— Что с ним?

— Маниакальный заскок, не знаю, как это называется по-латыни. Вы только представьте себе — вообразил бедняга, что никакой Гванеронии не существует. Учитель географии с тридцатилетним стажем.

— Ага! — сказал врач и энергично черкнул в блокноте. — Гванерония… ну да, это про нее сейчас столько пишут, что-то там опять коммунисты гадят, снова происки Москвы. Ну что ж, клиническая картина ясна. С отставными географами такое случается, знаете ли, иногда выдумывают несуществующие страны, иногда сомневаются в реальности существующих. Заурядный случай, классический синдром, — он произнес несколько длинных и красивых латинских терминов. — Обычно такие не буйствуют, мы поместим его в уютное тихое местечко, и ему там будет хорошо.

Мы выпили по стаканчику, он рассказал нам несколько интересных случаев с начавшими чудить учителями географии, мы рассказали ему свежие новости из Гванеронии, и он уехал.

— Однако, — сказал я.

— Ничего страшного, — беззаботно отмахнулся Райли. — Если разобраться, сплошная филантропия. Старому человеку обеспечили уход, уют и медицинскую помощь, бесплатную, заметь, освободили до конца жизни от забот о будущем. Пенсия у него наверняка была грошовая. Гуманно. Патрик, ты не читал завтрашних газет?

— Нет, разумеется.

— Могу рассказать, что произойдет завтра. Агентами разведслужбы Букиры злодейски, средь бела дня, на улице застрелен профессор Мтагари. Помнишь, за ним одно время наблюдал Бэйб? Дело в том, что профессор передал нам личное послание полковника Мукиели, и красные ему этого не простили. Мы скорбим об утрате. Может быть, Мукиели наградит его посмертно.

— Это еще зачем?

— Для вящей убедительности. Для колорита. Труп — весьма солидный аргумент. Нужно же нам подбрасывать дрова в огонь, как по-твоему?

— Ох, не нравится мне все это, — сказал я.

— Ты что? С каких это пор тебя заботит смерть африканца? Мало их отправилось к праотцам твоими трудами?

— Дело не в нем, — сказал я. — До сих пор была только глупая шутка, теперь еще и кровь. Получается, будто человека убивает фантом. Как в том итальянском фильме, помнишь? Там убийца стрелял с киноэкрана и уложил кого-то в зале.

— Позволь напомнить тебе, что вся история началась с твоего рапорта, — сказал он. — С твоего.

— Ладно, переживем, — сказал я. — Но все-таки мне не нравится, что людей убивают персонажи несуществующей драмы. С таким же успехом однажды и на нас могут начать охотиться по чьей-то прихоти несуществующие агенты.

— С нами такого никогда не случится.

— И все-таки мы выпустили джинна из бутылки, — сказал я. — От нас уже ничего не зависит, мы уже не в состоянии управлять событиями.

— С чего ты взял? Все возможные варианты будущих гванеронских событий мы с тобой просчитали вместе. Кстати, что там новенького?

— Повстанцы заняли какой-то город, — сказал я. — Важный в стратегическом отношении, можно планировать наступление на столицу… Я тебе сегодня больше не нужен? Знаешь, поеду-ка к Джейн, устал что-то…

Ключ от ее двери у меня был. Каюсь, раза два я пользовался им, пытаясь застать врасплох соперника — мнимого, как потом выяснилось. Это было в те времена, когда я ее ревновал. Но однажды, неожиданно вломившись в ее квартиру и застав ее сладко спящей в полном одиночестве, я подумал: не следует, пользуясь на работе всеми мыслимыми достижениями современной науки и техники, за порогом своего учреждения уподобляться неандертальцу.