– Из «КамАЗа» шофера достанешь?
– Да! – отозвался тот. – Поломало ноги. Сейчас оттащу.
Исчез тарахтящий звук. Это заглох дизель «КамАЗа». Ерофеев вынимал из салона автобуса тех, кто не попал под щебенку, но был травмирован от удара. Быстро осматривал, тому, кто мог двигаться и как-то помогать, давал салфетки марлевые, чтобы закрывали ссадины и раны. Таня шла следом и мерила давление, считала пульс на пятнадцать секунд, спрашивала имя, фамилию, возраст, все записывала. Подбежали добровольцы из дачного поселка – стали помогать отгребать щебенку и вынимать заваленных людей. Таня механически делала, что велел Саша. Он что-то сказал одной из подбежавших женщин, и та умчалась. Вернувшись через несколько минут, принесла рулон черной пленки, и женщины из числа очевидцев принялись накрывать каких-то неподвижно лежащих людей. Подъехала еще одна машина «03» – подбежали ребята. Ерофеев указал на двух детей – мальчишек лет пяти-семи, которые даже не плакали, а тихо стояли, видимо еще не выйдя из шока. Один лелеял свою руку, второй держался за живот.
– Запрашивайте место. Тут у одного перелом плеча и ребер слева, пневмоторакса не вижу, но не исключаю. Летите срочно! И второй – тупая травма живота, ушиб мозга, симптоматики закрытой ЧМТ не вижу, но тоже не исключаю. Как получите место, сообщите, кто вы и куда повезете, вот этой девушке, – он указал на Таню, которая ходила молча, как робот, и делала, что сказал Ерофеев.
Ее что-то раздражало, но она никак не могла понять что. Что-то все время диссонировало с происходящим кошмаром. Она не слышала криков, плача, животного воя каких-то женщин. Она действовала методично и молча. Вот к ней подбежал кто-то из другой бригады. Что-то сказал. Она записала. А что сказал? Что она писала? Девушка будто разделилась на две Тани: одна – маленькая испуганная девочка – сидела где-то далеко, наблюдала за всем через маленькое окошечко и страшно боялась, кричала, плакала, старалась вырваться и броситься на траву, ничего не делать, онеметь от ужаса; а другая – словно из железа – ничего не понимала, только старательно выполняла приказ старшего по бригаде: спрашивала, записывала, измеряла давление, считала пульс…
Вдруг на дороге показались машины – все звуки накрыл рев сирен. Потом пространство вокруг искореженного автобуса и завалившегося на него «КамАЗа» заполнилось людьми в синей форме с надписями «Скорая помощь» и людьми в черном, которые что-то измеряли.
Подошел Ерофеев, забрал из ее рук бумагу с записями. Что-то сказал. Но внутри уже ломалась плотина – и рев, слезы, боль рвались наружу. Горло перехватило раскаленным железом. Щека левая загорелась, что-то дернуло голову, и раздался голос Саши:
– Иди в машину! Сейчас поедем!
Она развернулась и пошла, не замечая, что слезы текут и нос не дышит.
Пришел водитель, завел мотор. Рядом сел Ерофеев.
– Сколько погибших?
Таня поняла, что спрашивал водитель. Словно сквозь вату. И Сашин голос ответил:
– Шестнадцать, включая четырех детей. Еще трое в тяжелом состоянии – нет шансов выжить. Это которые оказались под щебнем.
Машина еще стояла, и Таня поняла, что на носилках лежит черный пластиковый мешок с молнией. «А что это? Кто это? Когда уже успели загрузить? Это они сделали? Чем они вообще тут занимались?» – Таня забилась в кресло и поджала ноги под себя.
К открытому окну кабины снаружи кто-то подошел.
– Спасибо вам! Живых вывезли, остальных заберем, как только закончат эксперты. Вы оставили свои данные? Куда везете?
– Да, – Ерофеев говорил хрипло, видно, голос сорвал, – я координатору все написал. Всех погибших в Подольский морг. Мы можем ехать?
– Конечно.
Водитель выключил радио. Не до музыки.
И все как всегда. Дорога. Впереди сидит Ерофеев и молчит. В кресле свернулась калачиком Таня, пытаясь осмыслить, что это было.
Они сдали труп. Таня с места не сходила до самой подстанции, ее била крупная дрожь. Уже на кухне Саша насыпал ей в ладошку горсть глицина, дал выпить валокордин, перемешав его с валерианой, и напоил горячим чаем.
– Ну что, успокоилась?
Таня кивнула. Напряжение, что, подобно гвоздю, не давало ни дышать, ни думать, отпускало. Слезы опять потекли в три ручья. Дыхание восстановилось, но слезы не останавливались. Текли и текли само собой. Картинки, как кошмарные фотографии, выскакивали из памяти, и вдруг она увидела огромные кусты сирени, покрытые мелкими цветами [32] В июле еще может цвести дикий сорт сирени с очень сильным резким запахом.
, и поняла, что ее так раздражало. Одуряющий запах сирени. Наверное, долго еще он будет ассоциироваться у нее со смертью.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу