Юрген Торвальд - Кровь королей

Так началась ночь. Приходили сообщения о временном республиканском правительстве. Мы считали часы, которые потребуются двум быстрым автомобилям, чтобы добраться до побережья. Наконец в половине пятого раздался телефонный звонок.

Звонили из Картахены. Отец добрался до порта. Он на борту «Принца Альфонса». Корабль уже покинул гавань.

Остаток ночи все, вероятно, думали о нашей собственной судьбе. Я представлял, как меня, беспомощного, несут на носилках через ожидающую, а может быть, и издевающуюся, возбужденную толпу людей, которым победа вскружила голову. Теперь, наверное, они жестоки настолько, что крикнут мне в лицо слова, которые до сих пор произносили только шепотом: я и моя болезнь – воплощение проклятия, тяготеющего над моими предками.

Когда наступил день, я велел открыть окно, чтобы лучше слышать. Слуга сказал, что у ворот собралось много молодых парней. Позже пришел бледный и перепуганный Гонсало… Он рассказал, что Хуан звонил из Кадиса. Во время урока гимнастики в морской академии Сан Фернандо учитель прервал занятие и сказал Хуану:

– Ваше королевское высочество, у меня для вас плохие известия. В Испании провозглашена республика…

После этого Хуан попросил соединить его по телефону с Мадридом.

Маркиз де Торез сообщил ему, что отец уже покинул Испанию и дал Хуану советы, как уехать из страны. Хуан со свойственной ему импульсивностью прервал разговор и заявил, что справится и один.

Гонсало смотрел на меня тем взглядом, какими иногда обмениваются люди, страдающие одной и той же болезнью.

– Хуан, конечно, пробьется, – сказал он своим нежным детским голосом. – У него есть все, чего нет у нас… Он вдруг заплакал и спросил:

– Ты думаешь, они нас выпустят? Только что газеты сообщили, что в эту ночь отец покинул Испанию…

Он не говорил о бегстве. Для этого он был слишком горд, спросил только:

– Они будут держать нас как заложников? Как ты думаешь, они попытаются таким образом вынудить отца вернуться, чтобы потом арестовать его?.. – Он был романтически настроенный мальчик… И добавил: – Тогда мне лучше умереть.

Затем пришел врач. Было около девяти часов. Мы оба смотрели на него с ожиданием. Против обыкновения он говорил быстро и возбужденно. И то, что он сказал, означало бесповоротный конец.

– Его величество король, – сказал он, – издал манифест, который приведет к большому озлоблению и кровопролитию, так как в нем не говорится об отречении – манифест начинается словами: «Я, король всех испанцев…» Это не то, чего ждали республиканцы… Тем не менее временное правительство решило не препятствовать королевской семье и вам, ваше королевское высочество, если вы захотите последовать за королем…

Гонсало схватил мою руку, лежавшую на одеяле.

– Это не обман? – спросил он.

– Я думаю, нет. – Доктор смотрел на него со странной насмешливой улыбкой. – Разве это, – сказал он, рассматривая нас обоих, – не самый простой способ избавиться от семьи его величества и от наследников престола?

Я всегда считал его очень хорошим врачом, однако загадочным и гордым человеком. Он никогда не раболепствовал и явно презирал наш этикет.

– Ваше королевское высочество, – сказал он затем, – для вас отъезд будет тяжелее всего. Однако я велел приготовиться двум носильщикам. Распорядитесь, чтобы в ваш багаж упаковали самое необходимое…

В десять часов меня отнесли к выходу из дворца. Там ждали мать, братья и сестры. Сестры плакали. Только Хайме беспечно поглядывал вокруг. Происходящее не имело доступа в его глухонемой мир.

Я закрыл глаза, когда меня понесли к одному из автомобилей с королевскими коронами, которые ожидали нас в последний раз. Открыл я глаза только тогда, когда автомобили тронулись. Я увидел людей, у многих были озлобленные лица, у других – насмешливые… Но все эти люди смотрели молча, когда мы ехали к вокзалу. Это выглядело так, как будто у них был приказ: во имя Бога дать нам уехать, и как можно скорее…

Через Кампо де Моро мы прибыли в Каса де Кампо. Ехали мы по частной дороге, которая была проложена по королевской земле, – однако в этот час она нам уже не принадлежала… На шоссе Эскориал-Мадрид мы выехали всего за несколько километров от вокзала.

Меня отнесли на перрон, где я увидел людей, которые приветствовали нас, – но приветствовали негромко, боязливо… Это были монархисты, которые хотели сказать нам «до свидания» на перроне…

Мать благодарно улыбалась. Наш поезд подошел к перрону. Он остановился точно у того места, где стояли мои носилки. Человек в одежде рабочего выпрыгнул из кабины паровоза. Это был граф Сарагоса, который переоделся, чтобы ехать на нашем поезде, стоя рядом с кочегаром.