Лариса Новицкая - Белорусские знахари. Легенды, предания, рассказы, обряды. Этнографические материалы конца XVIII – начала XX века

Заговорные тексты создавались в виде приказаний, угроз и молитв. В приказаниях звучал приказ злому духу, болезни, (с) урокам, сглазу оставить человека.

«Сыйди, глазы серыи,

Бурыи, карыи,

Нада усими чорный глазъ, —

Сыйди уси пирятёпы,

Пирясуды, пиригаворы,

Атъ старыхъ, атъ малыхъ,

Атъ нежинатыва, атъ перваженца,

Атъ другаженца. —

Атыйди на етыть часъ,

На ету минуту,

Уси хваробы, уси балезни,

И съ пальчикыу, и съ сустаучикыу,

И съ буйнай галавы, и съ хрябетный касти,

Атъ ретивога серца!» (11. С. 174)

В заговорах-угрозах знахарь сообщал, что ему всё известно о наведённом на человека зле, и это зло будет наказано жестоко и неотвратимо. К подобному злу относились «заломы», как белорусы называли сплетённые ведьмами или чаровниками колоски ржи на полях у крестьян. Через «заломы» насылались болезни, бедность, погибель хозяину поля и его семье. У каждого знахаря и знахарки имелись свои собственные способы обезвреживания «заломов». Вот один из них. Знахарь находил ночью в лесу осину, у которой на верхушке сучки росли в виде креста. Отломав верхушку, он шёл на поле к «залому» и садился возле него, держа осиновый «крест» в руке. Как только всходило солнце, сразу разбирал «залом» сучками осины и читал заговор. «Хто работау на меня, пусь работау на себя. Какъ на вос и не лисьцья вянуць, сохнуть, такъ пусь у злодзея руки, ноги отсохнуць; какъ на восине птицамъ гнёздъ не виць, такъ злодзею у дому не жиць; и какъ тый вос и не на корню не устояць, такъ злодзею со посьцели не устаць». Затем поворачивался спиной к солнцу, бросал осину на землю и растаптывал. В результате рожь становилась «чистой», а всё колдовство уходило на сделавшего «залом». (59. Т. II. С. 530—531)

В заговорах-молитвах знающие обращались к светлым силам: к Богу, ангелам, святым, древним природным стихиям, религиозным праздникам. Все религиозные праздники в белорусских землях почитались, как святыни, да и само слово праздник по-белорусски – «свято». Про них говорили: «Святой Спас, Святая Пречистая, Святое Рождество». Праздники имели человеческий облик, ходили по земле, общались с людьми и друг с другом, но главное – творили всяческие чудеса, подобно Пречистой Богородице, Иисусу Христу, святому Николаю, святым Кузьме и Демьяну, архангелу Михаилу. Среди дней недели особенно почитались Святая Нядзеля (воскресенье) и Святая Пятница (пятница).

Знахарь Терентий Аникеев из Роснянской волости Чаусского уезда Могилёвской губернии исцелял больных, шепча заговор-молитву на воде, «что на юг идёт»: «Двананцать ангаловъ, двананцать апосталовъ, мацерь Божiя Почаевьская, раба божаго на помочь становися. Казаньская Божая мацерь рабу божаму пом о ги дай, сохрани Божа помилуй маць Прячыстая, самъ Сусъ Христосъ раба бажаго сохрани и помилуй отъ ветровъ, отъ чародзейниковъ, отъ душагубниковъ, отъ уразьскiя силы. Сохрани Божа, маць Прячыстая, самъ Сусъ Христосъ раба божаго, сохрани и помилуй отъ чорнаго вока, отъ чорнаго волосу, громкаго голосу, отъ сухоты грудзей, живота, сэрца, отъ ломоты, отъ тошноты, отъ бядноты, отъ уразьскiя силы». (42. С. 8)

Заговоры тщательно оберегались и долгое время передавались только преемникам. Этнограф и собиратель фольклора А. Е Богданович вспоминал: «Когда мы обращались даже к знакомым знахарям и чаровникам с просьбой сообщить нам известные им заговоры, то почти всегда получали отказ и уверение, что они, кроме того как перекреститься, ничего не знают… В силу этой интимности, в силу того, что заговоры обыкновенно сохраняются в одном каком-нибудь роде, а не пускаются в оборот… в них должны наиболее чисто сохраниться воззрения языческой старины». (4. С. 43) Свою неудачную попытку получить текст заговоров от местного шептуна описал белорусский этнограф И. А. Сербов, изучавший быт и обрядность полешуков Слуцкого уезда в начале XX века. «В Терабуте живёт одиноко в старой курной хате известный шептун 80-летний Змитер Новик. С целью послушать и, если возможно, записать его заклинания и заговоры, я привёз его к себе на квартиру в Ляуки. Всё время дед Новик держал себя свободно, – много пил, закусывал, балагурил, пел, играл на скрипке и рассказывал, что он тоже «не яки-н е будь муз ы ка, а ужо атыгр о у шмат у паутары сотни вясельлеу (свадеб) «… Но чуть речь пошла о заговорах, Новик сразу отрезвел. Накинув свою ветхую «рызз и ну» и нахлобучив магерку (шапку-колпак, сваленную из круглого суконного куска шерсти) на седую косматую голову, он укоризненно глянул на меня исподлобья и ушёл, проговорив: «Не трэба мне твае ни руб е ль, ни пять рублёу, – пайду дамоу рашэтину диркавать!» (46. С. 47)