Ксения Иваненко - Психические расстройства и головы, которые в них обитают

– Запомнила, как меня зовут?

– Нет, – смущённо призналась я.

– Александра Сергеевна.

«Как Пушкина», – подумала я и больше уже не забывала. Мне показалось это таким правильным, что она на прощание повторила своё имя. Ведь имена не та штука, которая запоминается с первого раза. Александра Сергеевна спасла нас от дальнейших безликих обращений из серии «извините, пожалуйста».

Помимо Александры Сергеевны при поступлении и на дежурных обходах я общалась с Игорем Валентиновичем. Игорь Валентинович – высокий мужчина с проседью, ему за 40, и он носит очки в прямоугольной оправе. Он – главный научный сотрудник отдела по изучению эндогенных приступообразных психозов. Научное подразделение отдела по изучению эндогенных психических расстройств и аффективных состояний. Таким образом, он является руководителем как научной, так и лечебной деятельности, участвует в процессе лечения всех пациентов отделения. Помимо него есть ещё и заведующая отделением, которая является руководителем именно врачебной деятельности и также руководит лечением больных.

Чаще всего в больнице я разговаривала со своим лечащим врачом. На втором же месте стояло множество психологов с бесконечными тестами, которые они упорно называли методиками. Все результаты психологических исследований, тестов просматривались врачом, но особое значение придавалось лишь диагностически важным.

По большому счету, то, какое чувство юмора у пациента, на конкретное лечение не влияет, а то, какой у него тип мышления, какие есть трудности в эмоциональной сфере, конечно, играет роль. Бывают сложные ситуации именно при постановке диагноза, когда компетентное мнение психолога имеет огромное значение. Результаты психологических исследований вносятся в медицинскую карту стационарного больного. И все первичные пациенты должны пройти их. А дополнительная работа с психологами уже проводится в рамках кулуарной научной деятельности.

На второй месяц пребывания в больнице я попросила, чтобы мне выделили психотерапевта, и занималась ещё и с ней.

При поступлении в психушку я была уверена, что со мной будут проводиться регулярные сеансы психотерапии, включая групповые занятия. Однако, к огромному моему сожалению, в этой клинике ничего подобного не происходило до тех пор, пока пациент не проявлял собственную инициативу. По крайней мере, так было со мной.

Здесь стоит вопрос глобального масштаба, и касается он как нашей клиники в частности, так и всего здравоохранения в целом. Сейчас со всех сторон максимально урезают финансирование госучреждений здравоохранения, включая психиатрические диспансеры, стационары, интернаты. Что касается нашей больницы, то здесь штат психотерапевтов представляет собой самостоятельное отделение по реабилитации, включающее в себя определенное количество сотрудников, работающих на всю клинику. Элементарно нет возможности объять всех пациентов разом – не хватает специалистов. В нашем отделении работают два клинических психолога, занимающихся в том числе психотерапией, арт-терапией, психологическими методиками. Это два человека на 55 пациентов. Длительное время была загвоздка с проведением арт-терапии, так как не было красок и бумаги. В клиниках сейчас нечем платить санитаркам, не говоря уж о какой-то бумаге. Конечно, хотелось бы максимально европеизировать нашу медицину и в полной мере обеспечивать всем необходимым наших пациентов, но не хватает денежных средств. Начиная с лекарств, которые закупает аптека, заканчивая психотерапией. Но, тем не менее, наши специалисты максимально пытаются уделять время пациентам.

Первые лекарства, не считая того укола, мне выписали уже во второй день. Ночью я не могла заснуть, мышцы, независимо от моего желания, поочерёдно напрягались, они зудели, и хотелось двигаться. Ворочалась, наматывая на себя сбивчатый в пододеяльнике плед. Не выдержав, я легла на левый бок и открыла глаза. Одеяло соседки Наташи пристально смотрело на меня, медленно мигая один глазом. Фиолетовая блестящая радужка то появлялась, то вновь скрывалась за чешуйчатым веком. Передо мной был глаз дракона, и он внимательно изучал меня. Я закрыла глаза, погрузилась во тьму, досчитала до десяти и снова открыла их. Фиолетовый глаз выглядел удивлённым, его веко разрасталось, одеяло покрывалось тёмно-зелёными чешуйками. Наташа под ним медленно приподнималась и опускалась, размеренно дышала. Вместе с ней дышал и дракон. Я села на кровати и опустила взгляд на пол. Пол тёк, будто расплавленный воск, стремясь утечь в коридор. Стены плавились, становились мягкими и были готовы вот-вот обвалиться, завалив своим восковым нутром моих мирно спящих соседок. Ватные ноги нашли под кроватью тапочки, я аккуратно встала на скользящий пол и неровным шагом вышла из палаты.