Наталья Степанова - Золотое пособие народного знахаря. Книга I

Позже меня командир пытал, откуда я взял столько гранат, но я пожимал плечами, помня ваш наказ – не рассказывать никому про морок. Потом от меня с расспросами отстали, решив, что это были взрывы от немецких гранат. Но до сих пор, когда я вспоминаю тот миг, у меня по коже идет мороз, ведь я-то знаю, что я швырял камни, но при этом и немцы, и наша рота, и я сам видели то, что сотворила сила

ваших слов. Взрывы были огромными, страшными, и это всего лишь наваждение, благодаря которому я остался жив».

Бабушка учила меня и благостному мороку, и супротивному, но при этом увещевала: «Сама познавай, но все, чему я учу, в чужие руки не отдавай. Нельзя, Наташа, супротивный морок раздавать всем подряд, ежели наше учение попадет в плохие руки, это будет хуже, чем если бы ты дала спички малому ребенку, сам сгорит и других подпалит». Помня все ее наставления, я не могу себе позволить передавать в своих книгах то, с чем лучше не шутить, но я обязательно научу вас тому, что будет помогать вам во всех тяжелых и опасных ситуациях.

В первую очередь, любому мастеру необходимо уметь защищаться от супротивного морока, и делают это так. В Иванов день, на первых лучах солнца, возьмите белую холстину и волоките ее по ржаному полю, собирая на ткань Иванову росу. Когда материя станет мокрой, разденьтесь донага и закутайтесь в нее. Встав лицом на восход, поклонитесь ярилу и скажите:

Снимите с себя белое покрывало и повесьте его на сухую осину.

Мороком в прежние времена любили пользоваться цыгане, продающие коней. Самая дохлая кляча может показаться покупателю игривым и сильным скакуном. Вот, например, как рассказывает о подобном случае житель Алтайского края: «В 1958 году я женился на своей соседке, которую любил еще до армии. Ее и мои родители решили вместо свадьбы дать нам в складчину денег, чтобы мы с женой купили себе коня и козлят.

В субботу мы с моим тестем выехали в Барнаул на базар, чтобы купить скот. Добравшись до базара, мы стали прохаживаться и приглядываться к товару. Коз и коров было много, а лошадей не было совсем. Без коня в селе было плохо, он всегда нужен, то дров навозить, то землю заборонить, да и просто, чтоб на своем коняке добраться в город. В те годы о машинах на селе никто и не слыхал, это было несбыточное богатство, а на лошадях все хозяйство держалось. Тесть было уже начал уговаривать меня купить быка, но мама моя телку нам дала, а быка я не хотел, слишком много хлопот с такой скотиной. Иной бычок сперва смирный, а в возраст войдет и на рога хозяина поднимает. И вдруг мы увидели цыган, которые под уздцы вели к базару коня. Чуть ли не бегом бросились мы с тестем им наперерез, боясь, что их перехватит другой покупатель. Подскочили к коню, но перед ним к нам лицом встал цыган, старый такой, с серьгой в ухе. „Что, конь нужен? – спросил нас цыган. – Глядите, какой у нас жеребец, огонь, а не конь!“ Сказал и отошел. Он вроде еще что-то говорил, но мы с тестем вокруг жеребца ходили, открыв рты от изумления. Конь и вправду был хорош – грива густая, как шелк блестит на солнце. Глаза у коня сверкают, и сам конь гладкий, ладный, мышцами играет, на месте не стоит! У меня аж сердце заныло, так мне этот конь приглянулся, жутко стало от мысли, что вот сейчас кто-нибудь подойдет и его заберет. Тесть тоже весь в волнении, шепчет мне: „Гляди, какой красавец, вот повезло!“ Сторговались мы быстро, боясь, что кто-нибудь цену набавит и перебьет наш торг.

Чуть ли не бегом с базара с конем спешили, даже забыли имя его спросить.

Отошли от того места с километр, смотрим, конь тяжко дышит, и ноги его трясутся, как у новорожденного жеребенка. Встали мы и смотрим на него. Видим уже, а говорить вслух боимся и друг на друга не глядим. Тесть за сердце схватился, плохо ему стало, а у меня все во рту пересохло и в голове шумит, как вода в реке. Я аж глаза от ужаса прикрыл, понимая, что нас наказали. Обманули, вместо жеребца подсунули дряхлого и больного мерина. Бока у него втянуты так, что ребра до одного видны. Грива куцая, редкая, с проплешинами. Зубы желтые и почти все сточенные. Ноги все в шишках и, видать, прежде были сломаны. Тесть сел и заплакал. Наверное, посчитал себя виноватым, я-то что, молодой еще, бестолковый, а он недоглядел, все деньги за дохлого мерина отдал».