Сатпрем - На пути к сверхчеловечеству

Тогда, не зная почему, мы произносим это слово, мы делаем этот жест, или же наоборот, нас удерживают от этого жеста, мы поворачиваем туда, вместо того, чтобы повернуть сюда, мы улыбаемся в то время, как наш собеседник имеет непри ятный вид, или же наоборот, мы отстраняемся от него, когда, кажется что у него добрые намерения. И все это удивительно четко, все это происходит в одно мгновение.

Это именно то, что нужно было сделать, сказать, именно туда надо было повернуть, чтобы избежать катострофы или встретить того, кого нужно, и спустя два часа или два дня мы прекрасно понимаем смысл и точность наших действий.

Как будто мы вошли в истинное функционирование.

И первое же явления поражают нас. Это указания, которые к нам приходят, эти ощущения, этот нажим совсем не похожи на те, которые идут сверху, когда следуешь по пути подъема; это не откровения, не внушения, не видения, не озарения, не весь этот грохот высших ментальных планов. Это очень скромное действие и очень материальное, что-то такое, что привязывается к мельчайшим деталям, к самому слабому пролетающему дуновению, к этому автоматическому жесту, к этим тысячам движений, которые проявляются и исчезают. Можно даже сказать, что это функционирование идет на уровне земли.

Но это действие вначале очень неуверенно.

В каждый миг нас вновь захватывает старый механизм, привычка пережевывать мысли, ругаться, делать выводы, рассчитывать, и внезапно как будто спадает за веса, накладывается экран между спокойной ясностью позади итрудолюбивым завих рением здесь; сообщение перепуталось. И снова надо делать шаг назад, находить обширное пространство, а оно раздражено и не желает ничего говорить, не позво ляет нам упасть, противопоставляя нейтральную тишину, неизменную белизну на вопрос, который мы посылаем и который , кстати, требует немедленнного ответа. Тогда мы наступаем еще, мы сотрясаем механизм, чтобы заметить, что позади все бело, потому что не надо было ничего трогать впереди! И что момент ответа еще не пришел. Мы спотыкаемся и все равно идем к цели, мы доверяемся и часто неловки там, снаружи (или впереди), когда обстаятельства требуют быстроты или своевремености и те, кто живут прежним умом, может быть, смеются над нами,как, можеть быть, насмехались наиболее мужественные из человекообразных над первым человеком; он прыгал мимо своей ветки. Он падал и поднимался. Он продолжает делать то же самое. Но мало-помалу, как наша "демеханизация" обретает опору, утверждается, совершенствуется, связь становится более четкой,восприятия более точными и более правильными, мы начинаем разбираться в этой смутной сети, которая раньше нам казалась самой логикой.

В спокойной ясности мы замечаем множество движений, которые идут снизу, извне, снаружи: это перекрещивание вибраций, какофония мельчайших толчков, по ле битвы, арена, где ходят взад-вперед мрачные бойцы, где происходят глухие толчки, черные молнии, микроскопические желания, которые вцепляются друг в друга. И внезапно там, внутри, совсем маленькая капелькаиз нашей спокойной ре ки падает тогда, когда ее не зовут, не ищут и не хотят, и все обретает развяз ку, выравнивается, стирается, растворяется, и это лицо там, перед нами, это маленькое шероховатое обстоятельство, этот твердый узел, это упорное сопротив ление рассеивается, тает, расправляется, открывается как по волшебству. Мы на чинаем овладевать мастерством. Но это очень любопытное, оно нам вовсе не подчиняется! Наоборот, как только мы хотим привести его в действие, оно ускользает, утекает сквозь пальцы, насмехается над нами и оставляет нас в дураках, как ученик скульптора, который хочет подражать резцу Учитиля и не попадает в точку, а где-то около, даже по собственным пальцам. И мы учимся. Может быть, учимся не хотеть. Но это несколько сложнее (сложнее с нашей точки зрения, разумеется, потому что все для нас сложно, даже слишком).

Но на самом деле все очень просто. Мы учимся закону ритма, потому что Правда - это ритм. У нее бывает оживленное течение и внезапные потоки, медлен ные промежутки, которые вливаются сами в себя, как одно море вливается в другое, более глубокое, как большая птица взмывает в голубую бесконечность; у нее есть внезапное постоянство, мелкие алмазные точки, которые пробмваются, пронзают насквозь огромное белое безмолвие, как степь в бесконечности веков, как бездонный взгляд, который проходит сквозь множество жизней, океаны горестей и труда, континенты пути, беспредельные дороги мольбы и страсти. У нее бывают внезапные взрывы, волшебные мгновения проявления, длительное огромное терпение, которое следует за каждым шагом, каждым жестом, как шелест вечности, содержащийся в каждой минуте.