Алексей Зинин - Наше всё!

Федосеич нас учил: «Курить нельзя: или мяч, или сигареты». Нам было лет по двенадцать, когда у нас появился тот пацан. Считаю, у него были все данные, чтобы заиграть: и техничный, и головастый. Мы с ребятами случайно увидели у него сигареты в рюкзаке. Паренек–то не подозревал, что мы обнаружили его «Мальборо», — в туалете сидел. А мы не сговариваясь прямиком побежали к тренеру: «Анатолий Федосеевич, новенький курит!» Королев пришел в раздевалку: мальчик, до свидания, тебе здесь не место! Федосеич, наверное, поступил верно — он дал нам почувствовать, что подобного проступка не простит никому. Но… как–то жестоко, что мы лишили того пацана шанса, быть может, стать великим футболистом. Мне хотелось бы узнать, как сложилась его карьера, если она вообще хоть как–нибудь сложилась.

Единственной заповедью Королева, которую мы позволяли себе нарушить, была та, что касалась питья холодной воды из–под крана после тренировки! А нам так хотелось, что мы наперегонки летели в туалет. Картина презабавнейшая! Один кто–то присосется и пьет секунд сорок. Очередь–то как в деревне на колонке. Ребята потерпят–потерпят и начинают возмущаться. Чуть ли не силком отрывают наглеца от крана. А тот оботрет рукавом губы, чтобы они не были мокрыми, — и в коридор. А навстречу обязательно идет Федосеич, его–то не проведешь: «Пил?» — «Нет». — «Смотри в глаза!» В глазах тренер умел разглядывать даже самые потаенные наши секреты: «У, балбес, опять воды нажрался!»

Вот эта фраза для нас стала афоризмом, одним из тех, которые мы с друзьями используем и сегодня. И всякий раз при этом смеемся. Представляете, насколько человек масштабен, что и спустя десятилетия мы его цитируем!

В «Спартаке» растили не просто футболистов, но еще и клубных патриотов. Мы, мальчишки, знали и чтили все традиции. ЦСКА и «Динамо» обыграть было делом чести. То есть мы обязаны были быть сильнее их при любом раскладе. В «Локомотиве» наши сверстники Евсеев с Шароновым выделялись. Евтеев (в мини–футболе стал видным вратарем), братья Антиповы (прославились в мини–футбольном ЦСКА). То есть очень серьезная бригада была, но «железнодорожников» всерьез никто не воспринимал. А вот к матчам с ЦСКА и «Динамо» всегда готовились заранее. Поболеть за нас приезжали многочисленные родственники: дядьки, тетьки, дедушки, бабушки. Аншлаг был гарантирован. Битвы начинались с младших возрастов, и по мере того как очередь доходила до старших, напряжение возрастало до такой степени, что от волнения колени ходуном ходили. Игры превращались в месиво, стыки были жуткие — у людей на трибунах барабанные перепонки лопались.

Однажды ради того, чтобы сыграть с «Динамо», я та–а–акой фортель выкинул! У меня был жуткий грипп, температура сорок градусов. Несколько суток не вставал с кровати. Только отрывал голову от подушки, все расплывалось. Утром в день матча температура спала. Я втихаря на всякий случай взял форму и поехал ребят поддержать. Федосеич меня увидел, обрадовался: «Егор, неужто выздоровел?» — «Выздоровел!» — «Готов играть?» — «Готов!» — «Ну иди переодевайся». Вышел на разминку, а меня качает. Никогда так плохо не было! Тем не менее все сложилось удачно. Вовка Джубанов забил, и мы выиграли со счетом один–ноль. Ради побед над принципиальными соперниками уже тогда никто никого не жалел. Если хочешь состояться как спортсмен, нужно уметь не бояться за себя, за свое здоровье. Нужно уметь преодолевать боль.

В детстве мы как–то баловались с пацанами во дворе и я зачем–то попытался забросить кирпич на крышу сарая. Подбросил его, а он мне на нос и упал. Сколько крови было, воплей, слез! Так вот какое–то время спустя мне засадили мячом в лицо со страшной силы, и мне тогда показалось, будто бы тот самый «гаражный» кирпич вновь упал на нос. После этого у меня где–то на пару месяцев даже развился комплекс: я очень опасался за свое лицо. Даже руками его прикрывал, когда возникали ситуации, при которых «круглый снаряд» мог вновь меня травмировать. Если бы я тогда себя не переборол, то точно не состоялся бы в спорте. Страх не позволил бы мне расти, я так бы и засиделся в защитном панцире.

Я уже давно ничего не боюсь на поле. Ну, будет больно — потерплю. В августе 2006‑го лежал дома после операции на лицевой кости. У меня болело абсолютно все, было так мерзко, что чуть ли на стену не лез. Но я был спокоен: думал, продержусь сутки, а потом полегчает. То есть любую физическую боль я сегодня встречаю с раскрытыми глазами. Прыгнули в тебя — помучился чуток, стиснул зубы, встал, отряхнулся, побежал.