Федор Раззаков - Константин Бесков. Мафия в офсайде. КГБ играет в футбол

– Михаил Андреевич, это Щелоков. У меня есть для вас важное сообщение, – сказал министр в трубку, когда услышал на другом конце провода знакомый голос главного идеолога.

Суслов, будучи осторожным человеком, не стал уточнять по телефону, что это за сообщение, и ответил так же коротко:

– Приезжайте, Николай Анисимович – я пробуду на работе еще около часа.

Учитывая, что от улицы Огарева до Старой площади было рукой подать, министр был у Суслова уже через пятнадцать минут. И первое, что он сделал – показал ему сообщение своего агента из Еревана. Хозяин кабинета, водрузив на нос очки-велосипеды, прочитал его, после чего, взглянув из-под очков на министра, спросил:

– Этому человеку можно доверять?

– Он работает с нами уже шестой год и пока ни разу нас не подвел. Нам стоило большого труда внедрить его в среду армянских цеховиков, но теперь он пользуется среди них безоговорочным доверием.

– И как вы собираетесь воспользоваться этой информацией? – снимая очки, спросил Суслов.

– Я ею уже воспользовался – сообщил о ней вам.

– Сообщили, как я понял, не случайно – у вас явно уже созрел какой-то план. Излагайте, я слушаю.

– Можно добиться того, чтобы эти осквернители понесли заслуженное наказание, а Андропов получил окорот.

– Вы собираетесь их арестовать через голову Юрия Владимировича?

– Это было бы слишком топорно и опрометчиво с моей стороны, учитывая, что Андропов заручился поддержкой Леонида Ильича. Нам никто не даст арестовать этих молодых людей и предъявить им обвинение, поскольку на Политбюро, насколько я знаю, было принято иное решение.

Суслов не удивился последнему заявлению Щелокова, прекрасно зная, что у него есть вполне легальные возможности узнавать о том, что происходит на заседаниях Политбюро – через отдельных его членов, с которыми он дружил. И вообще в нынешней ситуации Суслов не собирался проводить межу между собой и министром, прекрасно понимая, что они плывут в одной лодке и враг у них один. Понимал это и Щелоков, который, глядя в глаза собеседнику, продолжал излагать свой план:

– Я предлагаю действовать более тонко. Надо вовлечь этих молодых людей в какую-то новую криминальную историю, которая подпадала бы под юрисдикцию моего ведомства, а не андроповского. Тем самым мы не нарушим решения Политбюро, но зато покажем многим, что влияние Андропова имеет свои пределы.

– А ребят вам не жалко – совсем ведь мальчишки? – задал Суслов вопрос, который и его самого волновал все эти дни.

– Согласно моим планам, мы не собираемся «закрывать» их надолго – срок у них будет минимальный. Нам ведь важнее показать нашим недоброжелателям, что у нас тоже имеются длинные руки и с этим надо считаться. К тому же, арест одного из этих парней – Гюзаляна-младшего – даст нам возможность провести оперативную игру с его отцом, который имеет выходы на многих тамошних цеховиков. У нас в Армении слишком слабая агентурная база, чем, собственно, и пользуется Андропов.

– Разве тамошний министр внутренних дел не является вашим человеком?

– Дарбинян прежде всего человек Кочиняна и его команды. Я давно говорил Леониду Ильичу, что нам надо ставить в Армении своего человека во главе МВД. Армянина, но отсюда, из Москвы. Но наш Генеральный почему-то с этим медлит. Может быть, эта история с памятником Ленину подвигнет его на то, чтобы к моему мнению прислушались?

– Я постараюсь переговорить с Леонидом на эту тему, – пообещал Суслов, после чего вернулся к главной теме их разговора:

– Как вы собираетесь арестовать этих парней, если знаете только о месте пребывании одного из них?

– Значит, все идет к тому, чтобы заняться именно этим парнем. Тем более, что его арест выгоден нам, как с оперативной точки зрения, так и с политической – он не вызовет столь бурной реакции в Армении, как арест сына видного тамошнего скульптора. Повторюсь: мы люди не кровожадные, мы хотим только одного – чтобы восторжествовала справедливость и никому было бы неповадно поднимать руку на Ленина, даже в виде памятника. И вообще я согласен с вами, Михаил Андреевич, в части того, что отдельные республики ведут себя слишком независимо, а некоторые попросту нагло в отношении матушки России.

– Не боитесь, что вас могут обвинить в великодержавном шовинизме?

– Не боюсь, поскольку с некоторых пор понял, что этот страх может нанести вред не столько лично мне, сколько всему нашему обществу. Это, кстати, одна из причин наших непростых отношений с Андроповым.