Михаил Сушков - Футбольный театр

Я вышел из филармонии и первым делом отправился к Севе Кузнецову. Ничего в моей походке, понятно, не изменилось, по крайней мере внимания прохожих не привлекал, но чувство у меня было такое, будто иду вприпрыжку. Я вел с самим собой шутливый разговор, зубоскалил насчет теории вероятностей, весьма по-своему толкуя это учение. Проникнутый философией везучего человека, я говорил себе: полтора шанса из ста, как корень из икса в квадратном уравнении имеет два значения. И только два. В одном случае полтора так и будет полтора, в другом полтора – это все сто шансов. Просто нужно всегда стараться ухватить для себя второе значение. Стать графом Монте-Кристо не так уж сложно…

Об этом я и спешил доложить Севе Кузнецову.

Мнения об этом человеке могли где-то в чем-то расходиться. Но все, кто знал его, в одном были единодушны: умница! На том сходились и друзья его, и недруги. Последних у Севы хватало, поскольку, несмотря на юный возраст, людей видел глубоко и распознавал их быстро. Не будучи привередливым в оценках жизни, он тем не менее в своих отношениях к людям становился, порою на крайние позиции, проявлял нетерпимость к посредственности, ограниченности, трусливому подхалимству и особенно к фальши, и говоря откровенно, в своих привязанностях и неприязнях отчасти даже эстетствовал. Но это, вероятно, шло от горячности и искренности натуры. Те, кого Сева не жаловал, побаивались его, заискивали, случалось, раболепствовали перед ним. Но это раздражало его еще больше. Таких он, как правило, не замечал, смотрел мимо них, сквозь них, и уж если удостаивал словом, то едким, обидным, уничтожающим. Потом он ругал себя, мучился совестью, но при встрече поступал точно так же – ничего поделать с собой не мог.

Однако те, кого он любил, уважал, видели в нем настоящего друга, надежного защитника. В 1-й команде СКЗ были только такие. Другие к нам просто не попадали, и главным образом благодаря стараниям ее капитана Севы Кузнецова. Авторитет его в команде столь высок, что ни одно дело не делалось без его одобрения, совета, иногда даже решения. Если возникал спор, он умел доказать, настоять, повернуть в нужную сторону. И действительно, в большинстве случаев оказывался прав.

Неудивительно, что поделиться своими новостями, обсудить их я помчался именно к Севе Кузнецову. После первой нашей встречи прошло лишь несколько дней. Мы с ним не виделись, и он ничего не знал о моих делах. Поэтому я вошел к нему с некоторым беспокойством в душе, опасаясь его осуждения. Он мог решить, что артистическая стезя уведет меня от футбола, усмотреть несовместимость этих двух занятий. Разумеется, что бы ни сказал Сева, обратного хода я бы не сделал. Но мне очень хотелось его одобрения.

Кузнецов выслушал известия, округлив глаза.

– Ну, шустер ты, брат, шустер! – протянул он. – Когда ж ты успел? Еще недели не прошло, как приехал?! Эт-то скорость! И… главное, втихомолку – никому ни слова…

– Да ладно комплименты… Ты скажи, как смотришь на это?

– Так ты за советом пришел? – усмехнулся Сева. – Сперва намудрил, а после пришел за советом…

– Стало быть, осуждаешь?

– Да нет, это я так… Везучий ты, Сушков! Нет, не в том смысле, что тебе фартит, а в том, что господь тебя очень удачно скроил… Укомплектовал хорошо.

– То есть как это?

– А вот так. У меня, может, тоже душа музыкальная! У нас в команде у всех певучие души, а голос оказался только у тебя.

– Говори яснее.

– Я так полагаю: у человека, способного мастерски научиться играть в футбол или, скажем, в теннис, должно быть определенное устройство души, предназначенное не только для таких узких дел, как футбол или теннис… Нет такого ФУТБОЛЬНОГО таланта. Есть направление натуры. Сильная склонность к игре у взрослого человека есть художественное направление. Если нет такой склонности, стало быть, душа у него прозаическая. Но бывают люди – хорошо чувствуют, но выразить не могут: нечем, средств нет, потому как плохо укомплектованы. К примеру, для живописи нужны точный глаз да чувство цвета… Для пения: слух и голос. Но главное – художественная натура. Она необходима и спортсменам, и музыкантам, и литераторам, и актерам… Это, знаешь, как трактор: плуг поставь – пахать будет, сеялку – сеять…

– Ну да, а ты уж совсем – и глухой и немой, сказать ничего не можешь…

– Нет, грешить не стану. Я что-то чувствую в себе, но никак не пойму – что именно? А тебе посчастливилось – уж очень броское, заметное твое приспособление. Голос, слух у человека на самом виду.