Татьяна Любецкая - Контрапункт

Всем совершенно ясно, что от этого боя может зависеть исход финала. В том случае, если выиграет Парульский, смысл в последнем бое отпадает. Ведь счет тогда станет 8:7 в пользу поляков, и, значит, даже если они и проиграют последний бой, счет уравняется, и они все равно чемпионы.

Если же победит Мидлер, для нас остается еще шанс на золотые медали – победа в последнем бою.

«Я помню, – рассказывает Мидлер, – что в начале боя чувствовал себя очень скованно – груз ответственности – и фехтовал не в своей манере – слишком осторожно. Но когда счет стал 3:1 в пользу Парульского, я понял, что наступил критический момент: далее будет или 4:1, и это уже похоже на разгром, или же 3:2 – счет почти ничейный…»

В тот критический момент Мидлер сумел избавиться от излишней осторожности и сковывавших его пут волнения. Спеша уменьшить разрыв в счете, одновременно с командой «Alt!» ринулся ва-банк, в атаку флешь. Но то же самое сделал и Парульский – ему не терпелось утвердить свое преимущество. В результате оба со страшной силой врезались друг в друга, высекая из масок искры. Раздался сильный треск, и соперники рухнули на помост.

На какое-то время Мидлер потерял сознание, а когда пришел в себя, почувствовал, что лежит на краю дорожки и плечи свешиваются с помоста вниз. Встал – голова кружится, все не в фокусе, а на другом конце помоста расплывчатое изображение – Парульский нюхает нашатырь. «Когда мы вновь скрестили рапиры, – вспоминает Мидлер, – я вдруг почувствовал, что он боится: его клинок дрожал, и это укрепило мою руку. Теперь я знал, что выиграю».

В начале боя Парульский все сыпал флешами и очень остро чувствовал дистанцию – кольнет, а сам уже далеко. Но после «нокдауна» он совершенно упустил инициативу, уйдя в защиту, которая не была его сильным местом. И хотя он потом еще вел в счете (4:3), все же Мидлеру удалось его в конце концов одолеть.

А в следующем и последнем финальном бою предстояло отличиться Сисикину. Правда, прежде чем отличиться, он заставил изрядно помучиться свою команду. Он выходил против самого личного чемпиона тех Игр – обаятельного и импозантного Эгона Франке. Поляк фехтовал быстро, технично, «правильно» и легко и искусно владел многими приемами. Примерно таким же был и Сисикин. Словом, они могли продемонстрировать элегантный, изысканный диалог клинков. Но на фоне того счета, каким завершилась первая половина их поединка (4:1), эта элегантность и изысканность вряд ли могли устроить нашу команду.

И вот тут-то, на грани поражения, Юрий сумел наконец раскрепоститься и сравнять столь крупный счет – ситуация почти безнадежная в бою со столь опасным противником.

Сейчас уже никто не помнит, как был нанесен решающий, пятый, укол, но осталась фотография – Сисикин протягивает Франке руку для рукопожатия, Франке застыл, схватившись за голову, а на заднем плане подпрыгивающий от радости Свешников зажимает себе рот рукой, чтобы не закричать…

Когда спустя год наши рапиристы будут завоевывать звание чемпионов мира восьмой раз подряд, в команду на смену сошедшему Виктору Ждановичу придет новый ученик Виталия Андреевича (ему, как и Свешникову, будет суждено стать чемпионом мира в личном первенстве) – киевлянин Виктор Путятин.

В отличие от Свешникова это не был вихрь, весело сметающий на своем пути все. К своему высшему достижению Путятин шел старательно и, хочется сказать, с хозяйской неторопливостью преодолевая необходимые рубежи. В 1965 году он был на чемпионате мира четвертым, в 1966-м – третьим и, наконец, в 1967-м – первым.

Внешне совсем небоевитый, мирный, в общении вежливый, с этакой ласковой юморинкой в улыбке, на дорожке Путятин – холодный, хитрый боец, отнюдь не склонный к «церемониям».

Виталий Андреевич вспоминал, как Виктор откровенно наслаждался процессом тренировки, радостно идя навстречу тренеру во всех его начинаниях и как бы говоря: вот он я, лепите, пожалуйста, из меня чемпиона, а вернее, давайте лепить вместе. «Виктор – высокий, спокойный человек с длинными руками; вот это я и решил обыграть, – рассказывает Виталий Андреевич, – и дать ему такой репертуар, который бы ложился на его природную данность. В результате его „коньками“ стали контратака в отступлении и „ремиз“ – два приема, требующие длинной руки».

И вот, впервые появившись на международной арене, Путятин сразу сумел поставить в тупик своих противников и их тренеров – как же с ним драться?

Они, конечно, знали, что он обыгрывает свой рост, длину своей руки, и как именно он это делает, с помощью каких приемов, они тоже знали. Но он так точно выбирал момент для нападения, так долго и тщательно туманил обстановку и декорировал своего «конька», что когда в конце концов «выезжал» на нем, противник уже либо уставал ждать, либо попросту забывал, на каком «коньке» он «едет».