Елена Петушкова: Путешествие в седле по маршруту "Жизнь"

РУКОВОДСТВО К ЧТЕНИЮ

В книге сосуществуют, не пересекаясь, три композиционные линии. Первая — собственно жизнеописание Елены Петушковой. Все мнения, все умозаключения, все оценки принадлежат ей одной, и она несет за них полную ответственность. Вторая — то, что думает о Елене Петушковой, о ее друзьях, о спорте вообще и о неповторимом мире конного спорта в частности журналист Станислав Токарев. Это на его ответственности. Третья — диалоги, которые ведут Елена Петушкова и Станислав Токарев.

Когда мне придется расстаться со спортом, я перестану ходить на соревнования. Не буду близко подходить к лошадям. Даже в цирке не стану бывать, чтобы не вдыхать знакомый и зовущий сладковатый запах конюшни. Слишком сильную это будет вызывать тоску, от которой нет лекарств, нет противоядия.

Прежде я искренне считала и говорила, что спорт для меня — всего лишь увлечение, по-новомодному — хобби, а основное в жизни — работа, но однажды обнаружила, что если и представляю для людей, для общества интерес, то прежде всего именно как спортсменка. Вначале меня это даже шокировало — не главное во мне заслоняло от людей главное. Но потом я поняла, что для меня самой нет здесь главного и не главного: то и другое — две половинки моего сердца.

Наука и спорт — это вся моя жизнь, два мира, в одном из которых превалирует наслаждение разума, в другом — накал страстей, и они дополняют друг друга. Когда это двуединство распадется — а это когда-нибудь произойдет, — я и стану даже издалека отворачиваться от лошади, чтобы не бередить душу.

Впервые в жизни очутившись в седле, я почувствовала себя хоть и неуютно — очень почему-то высоко над землей, — но терпимо. Однако лишь раздалась команда "Рысью ма-арш!", я ощутила сильнейшие толчки, непрерывно следовавшие один за другим. Седло вдруг оказалось необычайно скользким, и каждый следующий толчок заставлял меня сползать то вправо, то влево… Я было решила, что мой караковый Избыток вознамерился избавиться от меня и брыкается наподобие дикого мустанга. Однако он всего-навсего двинулся вперед неширокой рысью. Во мне с подозрительным упорством росло желание очутиться на земле — не на четырех чужих, а на собственных двух ногах.

Но, как ни странно, я все еще была в седле. Больше того — через несколько минут в движениях Избытка проступил для меня определенный ритм. Поймав его, я стала приподниматься на стременах, так сказать, через раз. Кажется, что-то начинало получаться.

Тренер смотрел на меня, как мне почудилось, с живейшим интересом. Я была уверена, что его волнует только один вопрос: когда девчонка наконец свалится?

Но я ошиблась. Тренер подошел к маме и спросил, ездила ли я верхом раньше. Услышав, что не ездила, недоверчиво покачал головой.

А ведь я действительно была в седле впервые, и мои неожиданно обнаружившиеся способности по части посадки вряд ли можно было объяснить наследственностью — тем, например, что мама в годы своего детства, когда отдыхала летом в деревне, любила ездить в ночное, выменивая это счастье у местного мальчика Васи Котла за пустую жестянку из-под монпансье.

Я не питала особой склонности к спорту. Росла робкой домашней девочкой, несмотря на старания мамы сделать меня деятельной, независимой, умеющей давать сдачи. Помню себя в подъезде нашего дома в Старопименовском переулке, у пыльного окна. Мама отправляла меня гулять, а я осмеливалась выйти во двор, лишь когда не было риска столкнуться с мальчишками — существами другой породы, непонятными, шумными и опасными, которые при случае могут расквасить тебе нос или отобрать санки. Если же риск был, я предпочитала, томясь от безделья и скуки, простоять положенный для гулянья час в подъезде и вернуться потом к любимым книгам.

Я читала запоем. Когда родители гасили свет, читала под одеялом с фонариком. Меня привлекали серьезные, «взрослые» книги и в то же время Майн Рид, Фенимор Купер, Дюма. Мне хотелось уметь стрелять, фехтовать, ездить на лошади. Так называемые чисто женские занятия — шитье, вышивание, вязание на спицах — меня никогда не притягивали и до сих пор вызывают раздражение, хотя я не принадлежу к нетерпеливым натурам. Но мечты о лихих мужских делах были пассивны: я играла гаммы на рояле, получала, начиная с первого класса похвальные грамоты и скрывалась от шумного мира в подъезде.

Моя нелюбовь к прогулкам усиливалась от убеждения, что это неинтересное, бесполезное времяпрепровождение и от него надо любым способом избавиться… Оставляя папу, маму и бабушку в приятном заблуждении, что ребенок дышит свежим воздухом, я отправлялась прямым сообщением в школу, в какой-нибудь кружок: биологии, химии, физики, математики…