* * *
Как я уже говорил, во время футбольных матчей мне не удавалось усидеть на скамейке запасных. Я подбегал к бровке поля, давал советы игрокам. А Леонид Гарай был человеком внешне спокойным, рассудительным, позволял своим страстям кипеть лишь внутри. Уже когда я возглавил сборную, Леонид Павлович рассказал мне такую историю.
Оказывается, заместитель председателя Совета министров Белоруссии Владимир Мицкевич просил его обратить внимание на поведение главного тренера, повлиять на Малофеева, чтобы тот вел себя спокойнее, не допускал эмоциональных срывов. Но самое интересное произошло потом. Минчане проиграли матч с крупным счетом. Другой республиканский руководитель позвонил Гараю и сказал: «Видел я вас по телевизору на скамейке запасных крупным планом. Вот что я вам скажу. По Малофееву сразу было видно — человек работает, переживает. А вы сиднем сидите, потому и проигрываете!»
Сейчас мы с Леонидом Гараем — один эмоциональный, второй внешне спокойный — работаем вместе в сборной Белоруссии. Пути главного тренера и начальника команды снова пересеклись. Верю, что это обязательно пойдет на пользу общему делу по имени Футбол.
ГЛАВА 15
ОСОБЕННАЯ, НАПИСАННАЯ ДИНОЙ АНТОНОВНОЙ МАЛОФЕЕВОЙ
А началось все с катка. Наверное, нынешней молодежи и не понять, чем был в шестидесятые годы зимний каток в небольшом провинциальном городке. Скорее всего, тем самым, чем теперь в таком же городке является дискотека в центральном Доме культуры. Вся молодежная жизнь крутилась на этом катке и вокруг этого катка…
Как-то я с подружкой решила поехать на стадион «Авангард». В трамвай сел и Эдик. Он поздоровался, мы вместе доехали, вместе покатались. Нам, конечно, и до этого случалось встречаться — он ходил кататься в каких-то немыслимых, вытянутых на коленях шароварах и ободранной шапке. А тут, на «Авангарде», получилось так, что оставленную нами под скамейкой обувь — мы ведь экономили на плате за гардероб — успела прибрать бабуля, дежурная. Но Эдик уже в это время был в Коломне величиной, футбольной знаменитостью, он нашу обувь и спас.
Поехали домой. Эдик попросил разрешения меня проводить. Проводил. Прощаемся, спрашивает:
— Когда еще увидимся?
— А вот, — отвечаю, — я здесь живу. Пожалуйста, всегда буду рада видеть. Приходи.
Вообще я никогда не ходила на свидания. Все наши школьные кавалеры — мои и сестры — приходили к нам домой. У нас был стул — как в комнату войдешь, слева. Там все пересидели — и ее кавалеры, и мои. Вот так мы три года встречались. Я уже знала — играет «Спартак» в Москве, значит, на следующий день после игры Эдик обязательно придет.
Хотя он то ходил, то переставал, потом опять приходил. А когда я училась в 11-м классе, пригласил меня поехать к нему в Минск. И как родители меня отпустили?! Папа отпустил — Эдик очень нравился отцу, потому что скромный был такой, тихий. Даже поговорить, поддержать беседу толком не умел. Сядет на стул, молчит, двух слов связать не может, нервничает, пот с него так и течет. Но больно уж он папе нравился. В общем, отпустили меня. Мама, правда, спросила: «А что будешь делать, если замуж позовет?»
Помню, я так смутилась — никогда об этом никаких разговоров не возникало.
Сначала мы остановились в Москве у бабушки Игоря Рёмина. Тут уж мне «попотеть» пришлось. Я совершенно не умела пользоваться за столом ножом и поэтому в течение двух недель не ела мяса, объясняя, что, мол, не хочу, не люблю. Эдик только спустя много лет сказал, что понял причину.
Прилетели мы в Минск, встретил нас начальник команды «Динамо». Меня поселили в гостинице, но футболисты вскоре уехали на игру, и я осталась одна. Эдик и в Минске стал к тому времени человеком известным, поэтому можно понять интерес администраторши гостиницы, попытавшейся вызвать меня на откровенный разговор — кто я, откуда, зачем приехала?
«Замуж собираюсь выйти», — ответила.
Вскоре «Динамо» вернулось в Минск, а перед очередной игрой заехало на сборы в Стайки, и Эдик взял меня с собой. Я жила в домике администратора базы. Все свободное от тренировок время мы проводили вместе. Оказалось, что Эдик совершенно другой. Не коломенский молчун, а веселый и жизнерадостный человек, всегда готовый в компании сыпать шутками-прибаутками, петь песни. От такой перемены на меня прямо-таки наваждение какое-то нашло. Все так закрутилось, закрутилось… И через неделю мы отправились в загс.
Нас не хотели расписывать, ведь мне только-только исполнилось 18 лет, нужно было разрешение родителей, да к тому же после подачи заявления положено было ждать до регистрации три месяца. И тут я, что называется, залепила: «Бели сейчас не распишите, он уедет, и я его потом никогда не поймаю!»
Читать дальше