Брайан Глэнвилл: Вратари — не такие как все

Хуже всего, конечно, когда играешь в гостях. Дома легче потому, что зрители с тобой, и, если тебе приходится идти в ворота за мячом, ты всегда услышишь что-нибудь ободряющее: «Не повезло, Ронни» или «Не падай духом, Рон». Но на выезде они злорадствуют, и ты сквозь сетку видишь, как они скалятся на тебя, прыгают, строят разные рожи так, что очень хочется взять мяч и запустить в них.

Это еще одна сторона твоего одиночества: ты никогда не одинок абсолютно, ведь рядом с тобой зрители, К этому долго надо привыкать, когда приходишь в первую команду после дубля, где во время матчей зрители редкими кучками разбросаны по трибу нам. Здесь же их иногда собирается так много, что они словно нависают над тобой, грозя сорваться, как лавина или что-то в этом роде. Полевые игроки часто говорят, что совершенно не замечают зрителей. Им-то хорошо, они все время бегают, никогда не стоят на одном месте и подходят близко к трибунам, только когда игра идет возле боковой линии. Но у вратаря нет выбора — он привязан к своим воротам, и на чужих стадионах иногда бывает очень противно, когда тебя оскорбляют и вдобавок еще что-нибудь бросают на поле.

Люди спрашивают, особенно ребята, как ты начинал, всегда пи ты был вратарем. Что касается меня, то я им стал случайно, как и многие другие. Ведь чего хочет парень, когда начинает играть, кому он мечтает подражать? Джеффу Херсту, который заколотил три банки в финале чемпионата мира. Рону Дэвису, прыгавшему вверх на пять миль и без промаха бившему головой. Или Джорджу Бесту с его длинными волосами и потрясающей обводкой, когда он проходил четверых или пятерых за раз и забивал такие голы, в которые ты и поверить не мог до тех пор, пока сам не увидел,

Для меня — болельщика «Челси» — игроком, на которого я хотел быть похожим, был Джимми Гривс. Тогда, в девять или десять лет, все наши хотели того же. Это было как раз перед тем, как он уехал в Италию, а потом вернулся и играл за «Тоттенхэм», — почти каждый в нашей школе в Ноттинг Хилле был Джимми Гривсом, когда мы играли на своей площадке. Такой маленький, с короткими ногами, мелькающими, как спицы у велосипеда, с его уходами в сторону, с голами, которые он создавал из ничего, с длинными рывками, которые он любил; кроме того, он был очень молод и, к тому же лондонец. Питер Бонетти тогда только пришел а «Челси» вратарем, и я им восхищался, особенно когда мой старик брал меня на стадион, и мы садились за воротами так, что я мог наблюдать с близкого расстояния за его прыжками, как у акробата. Но я хотел забивать голы, а не предотвращать их. Думаю, это вполне естественно для ребенка.

Мне, наверное, было около двенадцати, я тогда играл крайним нападающим и был довольно мал для своего возраста. Как-то раз в одном турнире навылет мы встречались с другой школой в Уормвуд Скрабсе. Там бывает очень холодно, и я хорошо помню тот вечер — один из тех, когда дует восточный ветер и пронизывает все насквозь. Примерно через двадцать минут после начала игры наш вратарь бросился за мячом и получил удар в плечо — он даже руку не мог поднять, и ему пришлось уйти из ворот. Я помню, что он был хорошим вратарем и, кажется, до этого никогда не получал травм. Так или иначе, у нас не было никакого плана на тот случай, если он будет травмирован.

Тут пошли всякие споры, никто не, хотел вставать в ворота, и, наконец, учитель, который был нашим тренером, сказал: «Что ж, ему придется играть на краю, так что ты, Ронни, вставай на его место». И я встал.

Иногда на нашей игровой площадке я ради смеха стоял в воротах, когда мы играли теннисными или крикетными мячами (как и все, я неплохо играл в крикет), но чтобы вот так, во время настоящего матча — никогда. Помню; какими гигантскими мне показались те ворота и каким маленьким — я сам. Там даже не было сетки, от чего становилось еще неуютнее. Первый удар пришелся в перекладину. Это было забавно, я отлично помню, как мяч пролетел надо мной, и я подумал, что это нечестно — как мог я дотянуться до него?! — потом шлеп! и мяч опять пронесся над моей головой, и у меня было столь же мало шансов поймать его, как и в первый раз. Ужасное чувство беспомощности, как в кошмарном сне. Посла этого я в течение нескольких лет, пока не начал расти, молился по ночам, чтобы Бог сделал меня хоть чуть-чуть повыше, и всеми способами пытался вытянуть свое тело.

Мой отец всегда старался поддержать меня. Помню, как он приходил по утрам после разноса утренних газет, садился в своей форме почтальона возле камина и говорил: «Рон, ну ведь был же Гарри Хибс, правда?» И мы слушали историю про Гарри Хибса, про то, каким великим вратарем он был, и про то, что его рост был всего пять футов девять дюймов. «А какое умение выбирать позицию! — любил говорить мой старик. — Это то, что тебе нужно, Рон. Для вратаря это важнее всего на свете. Про Хибса всегда говорили, что соперники бьют прямо в него, но это потому, что он правильно выбирал позицию. Он всегда, всегда находился в нужном месте».