Евгений Крушельницкий - Сон правду скажет, да не всякому

29 августа 1883 года корреспондент американской газеты «Глоб» Эдуард Сэмсон задержался в редакции и проснулся от ночного кошмара. Во сне он увидел извержение вулкана на незнакомом острове где-то в тропиках. Вырывались потоки лавы, взрывались скалы, в небо вздымались огненные столбы. Множество людей в ужасе бежали к берегу, но раскаленная лава поднималась и из глубин океана. Журналист услышал во сне и название неизвестного острова — Праломе.

Утром, пометив на рукописи: «Весьма важно», журналист ушел из редакции и заболел. Редактор, увидев рукопись, что это сенсация, полученная ночью по телефону, и отправил её в набор. Сообщение быстро облетело страну, его перепечатали почти все газеты. Читатели ждали подробностей катастрофы.

Сэмсона уволили, а редакция готовила к печати опровержение, когда сейсмологи сообщили о том, что где-то в Индийском океане произошло сильное землетрясение. А затем мир узнал об извержении вулкана Кракатау — самой грандиозной катастрофе в истории человечества. Трагедия произошла именно в ночь, когда Сэмсон увидел страшный сон.

А последним аккордом в этой истории стала старинная карта, на которой остров Кракатау был обозначен древним названием — Праломе.

Один из сотрудников французского журнала «Intelligence» рассказал такую историю, случившуюся в конце позапрошлого века.

«Мой дядя — строитель и управляющий пороховыми и динамитными заводами «Нобель и К о» в Париже, очень много путешествует. Мы часто подолгу не имеем никаких вестей от него, и это не на шутку беспокоит нас. Однажды в феврале 1897 года, когда мне снился совершенно обыкновенный, ничего не значащий сон, я вдруг услышал ужасный треск, точно пушечный выстрел, и увидел вспышки то зеленого, то синего пламени. Я почувствовал себя совсем разбитым. Потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что всё это был только сон. Потом пришла мысль о дяде: может быть, взорвался один из его пороховых заводов?..

Спустя два дня мы прочли в газетах телеграмму о взрыве порохового завода Нобеля в Шотландии, близ Айршира. Погибло несколько человек и все окна на много миль вокруг оказались выбитыми. Выяснилось, что завод взорвался именно в то время, когда я видел тот сон. Дяди, к счастью, тогда на заводе не было.

Приснился мне однажды сон. Березки, какие-то деревья, а я на их фоне — в черных одеждах. И плачу. Вдруг чуть выше меня вижу голый череп. Я в ужасе, чувствую, что у меня вместо лица — этот череп. Дотрагиваюсь ладонью до своего лица и чувствую, что кожа у меня теплая, это лицо. Наступило такое облегчение…

Настолько этот сон был четкий и так он меня взволновал, что я рассказала его своей крёстной. Она говорит — не знаю, может, к дождю… И мы забыли. Сон приснился в январе, а в апреле заболевает мама и умирает. Накануне похорон крёстная говорит: помнишь тот сон? Он был тебе как бы предупреждение: будешь в таких одеждах, плачешь, страдаешь…

На следующий день едем на кладбище. Стоим на дороге, а напротив копают могилу. И вдруг могильщик спрашивает: «Кто тут хозяйка? Идите сюда. Будете продолжать похороны? Смотрите, что тут».

Подводит меня к могиле, и я вижу там череп. Но я была в таком состоянии… Вообще я ужасная трусиха, всего боюсь. А тут яма — и череп… И меня спрашивают, что будем делать. Я на полном автомате говорю, что мы продолжаем похороны.

На обратном пути крестная говорит: вот и вторая половина твоего сна сбылась. Ведь приснилось всё, что меня ожидает, вплоть до черепа. Может, это было какое-то предупреждение — мол, не бойся?..

Мне всегда говорили, что в ночь на Рождество, с трех до четырех часов, открываются небеса и надо чего-то попросить… Я всё ждала этого волшебного момента, в церковь сходила накануне. И вот он настал. Стою, смотрю на небо, а просить в общем-то нечего. Говорю: Господи, ответь мне на те вопросы, которые Ты считаешь нужным мне пора уже знать. И спать легла, уснула.

Снится мне родная сестра моего дедушки, с мужем. Они умерли давно. И вот приходят тетя Маруся и дядя Витя, здоровьем пышущие, и как наяву я с ними общаюсь. Понимаю, что этой встречи быть не может и говорю: «Вы же это… умерли?..» «Да-а», — отвечают. Я: «Вы живете там, на небесах?» А над головой небо, чистейшее, голубое-голубое… Они с улыбкой, нараспев: «Да-а, на небесах…»

А у меня вопросов столько появилось… Говорю: «Ну, вы нас видите оттуда?» А они: «Пойми: у нас там сов-сем дру-га-я жизнь…» Улыбаются, смотрят на меня как на ребенка на малого. И рассказывают: мол, мы вас видим, когда захотим и когда вы нас вспоминаете. — «Значит, видите, когда мы на кладбище приходим?» А они так, с сожалением: «Видим…» — «А по праздникам?» — «Не любим мы это…» — «Почему?» — «Суета…»