Я достал удочки и уселся над водой. Ловят здесь летом на пареную пшеницу. Я забросил два удилища – одно на пшеницу, другое на червяка. Поймал несколько окуней, голавлика и подлещика на полкило. Но ловил не больше часа и днем. Надо было возвращаться. На другой день мы с нагруженным прицепом уезжали в Москву.
Теперь, когда с другом физиком и его великовозрастным чадом мы подъезжали к Осколу, я решил рулить прямиком к Дворянскому омуту. Когда мы подъехали к мосту, солнце клонило к закату. Примерно там, где я сворачивал к реке или мне так показалось (все же прошел год), я обнаружил не одну колею, а две. Причем шли они сперва параллельно, затем расходились в стороны. Я выбрал левую, в надежде, что именно она выведет к омуту. Потянулись поляны перерезанные рощами из акаций и терновника. Каждая, как две капли воды, похожая на другую. В прошлом году я запомнил огромный вяз в надежде использовать его как ориентир. Но таких вязов нам попалось не меньше пяти, а омута не было. Я уже начал злится, и говорить ненормативные слова. Сказывалась дорога – восемьсот километров от Москвы и еще моя тысяча от Эстонии. Восемьсот мы рулили по очереди. Все трое – водители, а свою тысячу я отмахал сам. Солнце тем временем скрылось и синеватые сумерки легли на поляны и акации. Ужасно обидно, что ты рядом и никак не найдешь место. Вечерняя рыбалка, на которую мы рассчитывали, уплывала вместе с солнцем. Я решил поступить также как в прошлый раз: вышел из машины и через десять метров обнаружил знакомый омут. Чтобы встать в тот самый «гараж», пришлось включать фары. Факт находки поднял нам настроение. Река мерцала рядом. С переката доносилась журчащая песенка Оскола. Отец с сыном принялись за палатку. Я решил спать в машине. Ящик с червяками, которых мы накопали на скотном дворе за селом Хлевное, что недалеко от Воронежа, поставил под машину. На поляны опускался туман, и жара сменилась легкой прохладой. Приготовив жилье, мы развели костер и поджарили яичницу. Яичница, на мой взгляд, одно из самых великих изобретений человечества. С помидорами, огурцами, зеленью возле костра она еще прекраснее. Выпив по кружке водки, мы завалились спать. Лежа в машине, я без конца слышал шуршание и подозрительный писк возле догорающего костра. Но усталость взяла свое, и я отрубился.
Проснулся я на рассвете легко, а выходить из теплой машины не хотелось. Но не пропускать же утреннюю зорьку! Пересилил лень, встал, разбудил спящих в палатке и уселся раздувать костер. Огонек выпрыгнул, как чертик из тлевших углей и побежал по сухому тростнику, который я наложил сверху золы. Пламя разгорелось быстро. Через пять минут чайник уютно шипел и мурлыкал. Над омутом рос старый кривой вяз. Под ним мы и устроили столовую. Раскладной столик и стулья – приятная вещь на природе. Позавтракав, быстро надули лодки. Рыбачить поплыли вдвоем, я и сын физика. Сам физик любил бывать на рыбалке, но удил мало. Сперва меня это раздражало, и я пытался склонить его к нашему делу, но потом понял, на хозяйстве мой друг незаменим. Он, и вправду, умел все и от работы никогда не отказывался. За что и получал. Чистка рыбы, мытье посуды, утилизация мусора – ложились на его плечи. Делал он эту работу безропотно и с видимым удовольствием. Но, оставшись на берегу, все же удочку забрасывал и иногда ловил одну-две рыбешки.
Мы расплылись в разные стороны. Юный музыкант погреб вниз по течению и растворился в тумане. Я встал за перекатом. На червяка сразу схватила крупная плотва, за ней красноперка. Обе граммов по двести. Больше поклевок не наблюдалось. Я бросил под берег и поймал окунька, затем еще. Но окуньки шли мелкие, и мне это быстро надоело. Пшеницу, распаренную в термосе, я тоже прихватил. Встав на тихую яму, и бросив подкормку, я закурил и затаился. Подлещик подошел минут через пятнадцать.
Грамм по триста, четыреста. К одиннадцати набралось килограмм шесть, но ничего исключительного. Зато уха знатная. Днем удалось подремать, в четыре снова в лодку. Довольно быстро нашел стаю окуньков. Штук десять грамм по сто пятьдесят. Надоело, насадил живца. Утром приметил место, где била щука. Поклевка мгновенная, но прозевал, утащила живца в осоку и запутала снасть за листья кувшинки. Выругался и забросил снова. Ничего.
Пришлось доловить окуней. Штук двадцать в садке. Юный музыкант тоже приплыл с окунями и с порванной снастью. Крупный окунь ему не дался.
Окуней чистили всей компанией. Пекли их на сетке и выпили бутылку водки. За ужином все заметили странное движение вокруг нашего стола. Иногда что-то проносилось мимо с бешеной скоростью. Шуршание и писк не прекращались. Мы взяли корку хлеба и положили ее на гладкую глиняную площадку под вязом. Минуту подождали и навели туда фонарик. Три рыжие взлохмаченные крысы уплетали хлеб. От света фонаря они смылись. Теперь мы знали, кто создает шуршание и писк. Вместо войны мы объявили им мир и на третий день были вознаграждены доверием. Рыжая смешная крыса вывела пред наши очи свой выводок. Крысята не бежали за ней, а прыгали как кенгуру. Картина была настолько комичная, что мы прыснули. Крыса обиделась и больше своими крысятами не хвалилась.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу