Я вышел в ресторанный дворик.
– Привет Бот! – сказал я, и погладил рыжего ретривера, и он весело залаял мне в ответ.
Бот 2 2 Бот- специальная программа, помогающая человеку выполнять определенные, заданные действия.
– мой друг. Липуша принесла его прошлым летом, и это был презабавный добрый щенок охотничьей породы и мой единственный товарищ в этом месте. Я сразу прилепил ему эту модную кличку, потому как Бот умный и здорово помогает мне во всем.
«Скиталец» находился на отшибе Большого Рыбинска и дети, если и задерживались здесь, то на одну ночь – уже утром отъезжая на южный курорт со своей семьёй по оживлённой трассе.
Зато природа здесь была классная! Чистая речка – сразу за косогором, смешанный лес, словно сломанный гребень, уходивший в овраг низкими сосенками. И много вкусной еды, что приносила тётка из ресторана. Хотя, конечно, к природе это никак не относится.
Я прошёлся с Ботом по дорожкам дворика. Солнце взошло недавно, ноуже припекало, и садовые цветы сохло пожухли, требуя влаги.
– Нужно полить, – сказал я Боту и тот вскоре притащил в зубах поливной шланг к моим ногам.
– Сеня, ты встал? – раздался позади командирский голос Липы Игнатьевны.
«Нет! Я сел!» – негодующе подумал я и, подкатив глаза под лоб, обернулся.
– Доброе утро!
Тётя торчала в отрытом окне ресторана и поливала расцветшие флоксы.
«Шеф снова не вышел», – подумал я, перекинув распылитель с водой на другую клумбу.
Флоксы – любимые цветы Петра Андреевича. С этого занятия он всегда начинал свой день, а затем шёл на кухню к команде «Некабака» разгонять «нехай» 3 3 Нехай – в значении оставить на потом, пусть себе, пусть будет.
, то есть лень подмастерьев. Уваров метко вставлял южно-российские словечки в свою и без того занятную речь.
И вот уже прошло две недели, как приезжий ресторанный критик сказал ему, что его русские щи – «пустой суп тройного брожения с рискованным послевкусием». Ведь как раз в тот день шеф решил поэкспериментировать и добавил в щи тимьяну.
После реплики ресторанного критика – шеф, понятное дело, разозлился и впал, как говорит моя тетя, в «рыболовную депрессию». Уваров днями просиживал с удочкой у реки в отдалённой прогалине, словно камышовый кот. Хотя, как я читал, камышовых котов таких мастей не бывает. Просто Пётр Андреевич обладал ярко-рыжей шевелюрой и пегими, немного седыми усами.
Вот уже неделю, как ресторан закрыли. Завтраки подавались в кафе, а Уваров лишь иногда выходил в полдень почистить леща на разделочном пне и снова удалялся в свой домик. Вечером из его окон доносились звуки гитары. В основном унылые мелодии.
– А когда Пётр Андреевич вернётся? – спросил я Липушу, нарезавшую хлеб в беседке в тени раскидистой ивы.
– Через две недели начнётся тыквенный сезон. Он не сможет его пропустить и надеюсь, что выйдет из своей рыболовной депрессии.
– Д-а-а, – протянул я, – как сейчас помню его тыквенные оладушки под сливочно-медовым соусом! Жаль, что через несколько дней я уже уеду домой, каникулы закончатся.
– Тебе же здесь не нравится? – съехидничала тетя, приподняв бровь.
Мы сели обедадать.
– Ну, – прочесал я затылок, – просто я хотел бы заниматься чем-то посерьёзнее, чем дворничать и клумбы поливать. – А можно я приготовлю, шоколадные сырники на кухне шефа? Пока там никого нет?
Тетка аж брякнула ложкой о край тарелки.
– Ты что?! Да Уваров если узнает, что кто-то хозяйничал там без его ведома, устроит нам взбучку. – Она на миг задумалась. Но ты можешь убрать в коридоре. Помой там полы. Вдруг на днях шеф всё же надумает вернуться, – предположила Липуша.
Она собрала тарелки и вручила их мне.
– Посуду в кафе отнеси. – Вот! – Тётка протянула мне длинный ключ от задней двери в ресторан.
– Сделаю! – воодушевился я и тайком скормил Боту говяжий хрящик.
– Я на рынок, за закупками, – выкрикнула Липуша, усаживаясь в машину.
В ответ я кивнул и понёс в кафе грязную посуду.
Весь оставшийся день мы купались с Ботом провели на реке. А уборку я отложил на вечер, чтобы не привлекать внимание персонала и самого Уварова. Перед ним я испытывал странное волнение. Мне казалось, что он особенный человек. Но пока я не понимал насколько…
Я открыл замок ресторанной двери. Она протяжно и громко скрипнула. Возникло чувство, что это вход в другой мир. Ох уже эта буйная фантазия! Иногда я даже сам боюсь своих выдумок.
Как-то раз, когда я поджарил свою первую яичницу-глазунью, то в шутку нарисовал ей рот томатным кетчупом, приладил усы из зелёного лука и укропный нос. Спустя миг, мне привиделось, что яичная морда мне подмигнула! Я чуть не упал со стула и отказался наотрез есть свою яичную рожицу, отдав её папе. И такое случалось со мной не однажды. Кулинарные шалости, как я их называю, часто преследовали меня. Возможно, именно поэтому я уже второй год соглашаюсь гостить у тёти Липы, хотя каждый раз и протестую.
Читать дальше