Владимир Шатаев - Категория трудности

Мы наугад шагаем сквозь эту светлую темень, подаемся то влево, то вправо, каждый раз натыкаясь на трещины. Невозможно понять: разные? Или это одна так хитро извивается, рассекая ледник? Скорее всего последнее. Но должен же где-то быть проход, не могла же она разломить ледник поперек от края до края?! Где она, спасительная лазейка, как найти ее в этом молоке? Продвигаться сейчас можно только одним способом, и мы им пользуемся...

Впереди в двух шагах от меня идет Гриша Петрашко. Я с трудом различаю очертания огромного запорошенного движущегося рюкзака. Каждые пятнадцать-двадцать секунд он останавливается — это хозяин его нагибается, лепит снежок и кидает перед собой. Метра на три, не более. По рисунку следа он определяет рельеф: если складка — один след, впадина — другой. Только так. Иначе надо ставить палатки, на что не имеем нынче ни малейшего права — времени нет!

Я иду, и в голове у меня крутится некая мысль. Острая настолько, что, едва коснувшись, может на корню подрезать мое альпинистское мировоззрение, мое оптимистическое убеждение, будто успех и безопасность восходителя зависят больше всего от его квалификации: от живости ума, опыта, дерзкой тактики, мужества... Удаче, стечению обстоятельств я отводил совсем малюсенькую роль типа «кушать подано». И вот сейчас, когда позади у меня столь длинный альпинистский путь, судьба заставляет усомниться в самом себе, предлагая доверяться больше ей. Пожалуйста: собрались чуть ли не сильнейшие альпинисты страны, а удачи нет, и все дело сейчас под большим вопросом?

Началось с того, что мы прибыли в Пржевальск с опозданием на два дня — последние прилетели 28 июля. Никто из нас не подозревал, что может быть вообще какое-либо опоздание, за исключением тех, что связаны с окончанием сезона или ограниченностью отпускного времени. Но мы опоздали... на вертолет. Последний проработал два дня (25-го и 26-го) и убыл по своим делам. Без заброски вертолетом на ледник восхождения здесь не практикуются. На это надеются экспедиции и с этим расчетом берут с собой груз.

А что такое груз? Он определяется современными принципами методики и тактики подъема — теми, на которых воспитаны нынешние альпинисты. Мне рассказывали, что в свое время В. М. Абалаков кормил группы хлебными шариками. Вероятно, и нынешние альпинисты могли бы подниматься на таком «горючем». Для этого нужно, чтобы в голове у них была соответствующая психологическая установка: «По-другому быть не может, идешь на восхождение, значит, рассчитывай только на хлебные шарики». Но в том-то и дело, что установка другая. И вот теперь неожиданно ее нужно ломать. А такое, как говорится, не всякая голова выдержит.

Но дело не только в грузе. К месту базового лагеря, откуда начинается восхождение, ведет ледник Южный Иныльчек, который тянется на шестьдесят километров! Его надо пройти весь! С тяжелыми рюкзаками!

Сразу полетел весь наш так хорошо продуманный график. Появилось серьезное сомнение — успеем ли? Надо пройти ледник, после него хотя бы два дня на устройство жилья, подготовку и отдых. Затем акклиматизационный выход с последующим отдыхом, необходимым для восстановительного эффекта. Тоже дней пять. На основное восхождение остается не более двух недель... Мы связались с памирским центром, пробовали выклянчить вертолет, но безрезультатно — там его тоже нет.

Макаускас собрал группу и попросил каждого изложить свое мнение — как он намерен решить альтернативу: идти ледником или возвращаться домой? Оказалось, что для большинства ее просто не существует. Приемлем только один вариант: если есть хоть какие-то шансы покорить вершину, то надо их испытать. Кто-то сказал:

— Предположим, вертолет еще не изобрели. Что бы мы стали делать? Может, вообще не стали бы собираться здесь, в Пржевальске? Стали! Счастливые, довольные, сейчас рвались бы скорее выступить на ледник.

— Ты не по адресу, — перебил его Борис Коршунов. — Мы уже давно не значкисты. Нам самим приходится произносить пламенные речи. Но я хочу сказать другое: что ни делается — все к лучшему. Пройти ледник с этими «несгораемыми шкафами» на спинах — это уже неплохая адаптация к высоте. За счет этого можно сэкономить время на акклиматизационном выходе. Как ни говори, а высотный перепад на леднике от 3000 до 4100 — 1100 метров — что-то нам даст.

— Верно, — сказал Петрашко. — Есть и другой момент. Мне, откровенно говоря, даже нравится, что это будет настоящее восхождение с тяжелым, протяженным подходом. Это натуральный альпинизм. А не то что: поставили тебя на удобное местечко, поближе к пупырышку, подпрыгнул на верхушку, соскочил вниз и взялся за главное — писать в послужной лист пик Победы.