Я следила за жизнью бабушки примерно так, как мы смотрим домашнее видео: несколько кадров того, несколько сего, все беспорядочно перемешано и склеено. «Кашель у дедушки все хуже и хуже… Кажется, Шетланд ожеребится раньше срока… Джоана в больнице у Анны… Мы назвали нового боксера Трикси, и она любит спать на моей кактусовой клумбе, представляешь?»
Я представляла. Читая её письма, это было несложно. Жизнь, увиденная её глазами, была чередой маленьких чудес: дикие кувшинки под тополем в июне, юркая ящерица, шмыгнувшая под серый камень у реки, атласной полировкой которого бабушка так восхищалась. Письма отсчитывали времена года и годы её жизни. Она дожила до восьмидесяти лет, и письма приходили до последних дней. Её кончина была такой же непредсказуемой, как её кактус: сегодня здесь, а завтра – нет. После нее остались письма и шестидесятидвухлетний муж, мой дедушка Дэдди Ховард, изящный плут-неудачник с улыбкой успешного игрока. Он сколотил и потерял несколько состояний, последнее – безвозвратно. Он пропивал, проигрывал, тратил с такой же легкостью, как бросал голубям хлебные крошки. Упустил большие шансы в жизни, пока бабушка наслаждалась малыми возможностями. «Этот человек», – говорила о нем мама.
Бабушка жила с этим человеком в крытых черепицей испанских домах, в прицепах, в маленьком дачном коттедже на склоне горы, в железнодорожной ведомственной квартире и, наконец, в дешевом домике, где все было стандартно и сделано из пластика. «Не знаю, как она это выдерживает», – говорила мама, когда злилась на дедушку из-за его очередной аферы. Вообще-то она имела в виду: «Зачем?».
По правде говоря, мы все знали как. Она стояла по колено в потоке жизни и всегда была внимательной.
Бабушки не стало задолго до того, как я выучила урок, содержащийся в её письмах: выживание – это ясность сознания, а ясность сознания – это внимание. Да, она писала о том, что кашель у дедушки становится все хуже, что они недавно потеряли дом, что нет ни работы, ни денег, но кувшинки распустились, ящерица нашла место под солнцем и розы держатся, несмотря на жару.
Бабушка усвоила то, чему её научила трудная жизнь: успех у вас или провал, все равно не это определяет качество жизни. Оно, качество жизни, всегда пропорционально способности радоваться. А способность радоваться – это дар внимания.
В тот год, когда сильная и долгая любовь неумолимо покидала её жизнь, писательница Мэй Сартон вела «Дневник одиночества». В этом дневнике она описала, как однажды вернулась домой после особенно тягостного уикенда, проведенного с любимым человеком. Войдя в пустой дом, она «остановилась у порога, заметив тихое свечение корейской хризантемы, напоминавшей прожектор, с темно-красными лепестками и желтым центром… От разглядывания цветка в жилы словно переливался осенний свет».
Не случайно выбрано слово «переливался». Потеря любимого глубоко ранила Сартон, а с любования хризантемой и сосредоточенности на деталях началось её исцеление.
Исцеление – всегда награда за внимание. Оно, исцеление, может начаться с заживления конкретной раны – травмы из-за потерянной любви, болезненного ребёнка, разбитой мечты. В конце концов утихает боль, которая сильнее любой другой боли: боль от того, что все мы, как сказал Рильке, «невыразимо одиноки». А внимание – это в первую очередь воссоединение. Я узнала об этом так же, как и о многом другом, – совершенно случайно.
Когда разбился вдребезги мой первый брак, я переехала в стоящий особняком дом на Голливудских холмах. Намерения у меня были предельно простыми – переживать утрату в одиночестве. Никого не видеть и никому не показываться на глаза, пока острая боль не пройдет. Я собиралась совершать одинокие прогулки и страдать. Но вышло так, что, хотя я и ходила на прогулки, планы мои не осуществились.
На третьем витке дороги я познакомилась с полосатой кошкой. Она жила в ярко-голубом доме вместе с огромной собакой, которую явно недолюбливала. Я узнала все это, несмотря на свои страдания, уже через неделю. Сначала мы просто гуляли вместе с кошкой, а потом завели долгие разговоры о том, что объединяет нас, одиноких женщин.
Мы обе восхищались экстравагантной алой розой, что пробралась на дорогу из соседского сада. Обе любили наблюдать за бледно-лиловым потоком цветущей джакаранды [6] Джакаранда – комнатное и садовое растение родом из Индии.
, ниспадавшим с ветвей. Алиса (я однажды слышала, как её звали в дом), играя, касалась цветков лапкой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу