Мартин Писториус - В стране драконов. Удивительная жизнь Мартина Писториуса

Не успеваю я ответить, как другой человек подходит, чтобы поздравить меня, а потом еще один, и еще… Множество лиц обращено ко мне с улыбками и восторгом.

– Вы такой замечательный!

– Такой вдохновляющий!

– Ваша история просто поразительна.

Я не знаю, что ответить. Я потрясен и растерян, и Муньяни ободряюще улыбается мне. Я с трудом понимаю, почему люди так реагируют, но, выслушивая их, вспоминаю одну женщину, с которой недавно познакомился после выступления в школе для детей-инвалидов.

– Мой сын учится здесь, и я буду гордиться им, если он вырастет человеком, похожим на вас, – сказала она мне после выступления.

Я в то время не понял, о чем она говорит, но теперь, похоже, начинаю понимать. Я сижу посреди всего этого шума и движения и, пока меня хлопают по плечам и поздравляют, осознаю, что люди хотят услышать историю о мальчике, который воскрес из мертвых. Она их восхищает – она восхищает и меня самого.

Между мной и жизньюпостоянно происходят столкновения. При каждом ее повороте я в изумлении широко раскрываю глаза, врезаясь в новые впечатления: вижу человека с похожим на перья попугая гребнем из ярко раскрашенных волос в центре бритой головы; пробую облачко сахарной ваты, тающей у меня на языке; погружаюсь в теплое удовольствие, впервые отправляясь покупать рождественские подарки для своей семьи; или испытываю острое удивление, видя одетых в короткие юбки женщин, на лицах которых сияют краски яркой красной и голубой косметики. Сколько всего еще предстоит узнать – и мне не терпится, я жажду, умираю от голода по информации, которую смогу собрать.

В январе 2004 года, спустя несколько месяцев после того памятного выступления, я начал работать по четыре дня в неделю – два в коммуникационном центре и два в центре здоровья. У меня много обязанностей: от правки и редактирования бюллетеней до поддержания компьютерных сетей и контактов с другими пользователями ААК. Я даже учусь создавать веб-сайты, и меня приняли на курс занятий в университете после того, как профессор Алант предложила мне написать заявление.

У меня не сохранилось никаких воспоминаний о школе, и учебники для меня придется наговаривать на компакт-диски, потому что я пока еще недостаточно хорошо читаю, чтобы учиться по ним. Однако остальные мои соученики будут выпускниками колледжей – многие из них уже сами преподают. Я не получу полный университетский диплом, потому что у меня нет школьного аттестата, но, если окончу курс, мне вручат сертификат о полученном образовании. Курс посвящен теории и практике обучения и просвещения людей, которые нуждаются в ААК, и, чтобы не отстать от других, мне придется заниматься каждую свободную минуту, когда я не буду занят на работе.

Я уже осмеливаюсь мечтать о том, что когда-нибудь, возможно, достигну независимости. Работа и учеба – вот что поможет мне найти для себя лучшее рабочее место, более высокий доход и, может быть, когда-нибудь даже собственный дом. Этого я желаю, и я должен трудиться изо всех сил, чтобы реализовать свои мечты.

– Поглядите-ка только на него! – сказала Диана Брайен с улыбкой, когда мы встретились с ней на конференции, куда съехались пользователи ААК со всей Африки и эксперты из разных стран мира. Я был одним из выступающих, как и Диана.

– Ты был таким пугливым, когда мы с тобой познакомились, – сказала она. – Но теперь становишься настоящим львом!

Трудно заметить изменения, когда они происходят с тобой. Я никогда не задумывался о том, каким человеком становлюсь, пока не пришел второй раз на семинар Дианы и она попросила нас нарисовать картину наших мечтаний. Вирна ассистировала мне на той конференции. Когда карандаш в ее руке завис над чистым листом бумаги, я рассказал ей, о чем мечтаю. Сильными, яркими штрихами она запечатлевала мои надежды на бумаге: я смотрел, как она рисовала дом с изгородью из штакетника, собаку, виляющую хвостом. Это было то, чего я хотел, и когда я думал о возможности этой – моей собственной – жизни, у меня возникало такое чувство, будто я сейчас воспарю над землей.

Спустя несколько дней, вернувшись к работе, я сидел с Вирной во время нашего обеденного перерыва в центре здоровья, и она повернулась ко мне.

– Я теперь тебя почти совсем не знаю, – сказала она.

Я посмотрел на Вирну, не вполне понимая, что она имеет в виду, но больше она ничего не сказала. Растерянность не покидала меня и в последующие дни, когда я вспоминал эту реплику, потому что мне-то всегда казалось, что именно Вирна знает меня лучше всех в этом мире. Хотя мои чувства к ней оставались такими же сильными, как и прежде, я старался больше никак их не показывать. Я разговаривал с Вирной как с другом о своих самых сокровенных тайнах и страхах, описывал ей все чувства, возникающие у меня в процессе взаимодействия с миром, поэтому я не мог понять, что она имела в виду, когда сказала, что не узнает меня.