Ричард Брэнсон - К черту всё! Берись и делай! Полная версия

В конце лета 2006 года Эл Гор приехал ко мне домой в Холланд-парк, чтобы продемонстрировать сценарий глобального потепления. В то время я понятия не имел, что увиденное и услышанное в корне изменит мои представления о нашей планете. Три часа спустя я пережил свою «дорогу в Дамаск».

Какой же урок мне был преподнесен?

Я узнал, что, если уровень выброса углекислого газа не сократится, в очень скором времени Земля станет необитаемой.

Эти слова звучат настолько пугающе, что большинство людей склонны либо опровергать их, либо вообще об этом не думать. Они убеждены, что обычные люди не в силах противостоять глобальным природным катаклизмам – а потому лучше выбросить все это из головы. Но я так не могу. Когда что-то необходимо сделать – мы должны это сделать. Не имеет значения, насколько серьезен вызов или насколько неподъемна стоящая перед нами задача. Если я знаю, что что-то идет не так, и могу хоть как-то изменить ситуацию – сделаю все, что в моих силах, чтобы ее выправить.

Мой путь к пониманию научных принципов, объясняющих изменения климата, был долгим. Начался он еще в те дни, когда, издавая журнал Student, мы просиживали ночи напролет, споря обо всем на свете. Как и многие из тех, кто вырос в шестидесятые и семидесятые, я всегда понимал серьезность экологических проблем. В этом смысле большое влияние на меня оказали четыре человека: сэр Питер Скотт, основатель Всемирного фонда живой природы (WWF), Джонатон Поррит, основавший в 1984 году общество Друзей Земли и ставший попечителем WWF и председателем Партии зеленых, британский ученый Джеймс Лавлок и Тим Фланнери, ученый-эколог, писатель и прекрасный человек.

Когда Virgin стартовала в 1972 году, а мы были заняты выпуском первого альбома Virgin Records, молодой Джеймс Лавлок разрабатывал гипотезу о том, как функционирует наша планета. Четко и ясно он изложил свои представления о том, что наша Земля представляет собой единый гигантский живой организм, в котором каждая часть экосистемы реагирует на состояние других ее частей, – даже тогда, когда прямой связи между ними не прослеживается. Он выдвинул теорию, что, если одна часть планетарной системы испытывает чрезмерные нагрузки, Земля автоматически прореагирует так, чтобы устранить возникшую проблему. Иными словами, планета сама исцеляет себя.

Концепция Матери-Земли была частью человеческой культуры с тех пор, как человек появился на этой планете, поэтому Лавлок назвал свою теорию именем древнегреческой богини Земли – Геи [16] В отечественной литературе принято для названия данной теории использовать транслитерацию английского имени богини Геи – Gaia. Прим. ред. . Гея – воплощение Матери-Земли как источника всего живого и неживого. Она женственна, по-матерински заботлива – но одновременно бесстрастно жестока. Большинство ученых высмеяло Лавлока, но я, не будучи ученым, всегда считал его идеи очень интересными. Спустя тридцать лет ту же теорию приняли едва ли не все. Так был заложен фундамент нашего сегодняшнего понимания проблемы глобального потепления и необходимости сократить выброс углекислого газа в атмосферу до того , как этим займется сама Земля, уничтожив источник проблемы – то есть нас с вами, весь род человеческий.

Уже нельзя верить, что наши действия на одной части Земли изолированы и не влияют на планету в целом. Уничтожение лесов, возросший выброс двуокиси углерода, экстенсивное земледелие, загрязнение окружающей среды, даже чрезмерный вылов рыбы – все это влияет на нашу планету. В течение всей истории человечества, даже тогда, когда население росло и развивалось, Земля успешно справлялась с саморегуляцией. Но за последнее столетие население растет столь быстро, а индустриализация набрала такие гигантские обороты, что у Гайи не осталось выбора.

Я ни разу не встречался с Джеймсом Лавлоком, однако обсуждал все эти вопросы с Джонатоном Порритом – моим другом еще с 1970-х годов. Наши дискуссии обычно касались проблем экологии. Мы говорили о загрязнении, перенаселенности, спасении китов, о натуральных продуктах. У нас не было четкой концепции климатических изменений до 1990-х годов, да и в целом единодушия относительно серьезности экологических проблем или остроты необходимости их решения. Для большинства же экология оставалась чем-то, чем могли забивать себе голову чокнутые руссоисты или «зеленые» немцы и шведы. Во многом семидесятые годы были ложным рассветом. Охрана природы и забота о животных, уже оформившиеся в движения, слились с идеализмом Нью-Эйдж и сценариями близкого конца света. Книги вроде «Пределов роста» (Limits to Growth) и «Схемы для выживания» (A Blueprint for Survival), предупреждавшие о неизбежном апокалипсисе, вызванном загрязнением, перенаселением и ростом промышленности, стали бестселлерами-рекордсменами. После того как авторов «Схемы для выживания» пригласили выступить в парламенте, в 1970 году был создан департамент окружающей среды. Это была исполненная самых благих намерений идея, но никаких реальных плодов она не принесла.