Эмили М. Роуз - Убийство Уильяма Норвичского. Происхождение кровавого навета в средневековой Европе

Эта книга – о людях, живших обычной жизнью средневекового города, а не о великих или могущественных особах, таких как короли и графы, папы и архиепископы, ученые и канцлеры, королевы и куртизанки. Я также не затрагиваю жизнь деревенских жителей, необразованных поселян, брошенных жен, невежественных пахарей или еретически настроенных, но не имеющих возможности высказаться крестьян. Основные персонажи нашей книги получили какое-то образование, обладали некоторым влиянием и придерживались традиционных религиозных воззрений. Они имели достаточный вес в обществе – до нас дошли их имена, они владели землями, делали вклады в монастыри, сражались в битвах, приносили публичные клятвы, распоряжались собственностью, свидетельствовали и подписывали документы, появлялись в суде, платили за лечение, читали книги, путешествовали за границу, заботились о своих детях и давали им образование, их помнили члены их семей, друзья и коллеги. Они представляются вполне типичными представителями своих социальных групп.

Никто из этих мужчин и женщин не кажется невероятным глупцом, простофилей или чудовищным злодеем. И все же, когда судебный процесс над рыцарем-убийцей свел их вместе, на свет родился один из самых гнусных нарративов в истории Средневековья и раннего Нового времени. Обвинение евреев в том, что они убивали детей, чтобы воспользоваться их кровью, ждала долгая и тлетворная жизнь, и оно оставило свой отпечаток как на народном воображении, так и на взглядах элиты.

За те века, что прошли с момента возникновения кровавого навета – начиная с повествования Томаса Монмутского, – он стал причиной пыток, смертей и изгнания тысяч евреев по всей Европе вплоть до истребления целых общин; из‐за него множество евреев было выслано, казнено, сожжено на кострах или умерло в тюрьме. Обвинения в ритуальном убийстве – а временами даже просто слухи о нем – вызывали беспорядки в каждом столетии вплоть до двадцатого, восемь веков спустя после смерти Уильяма Норвичского. Даже в тех случаях, когда евреев судили по обвинению в смерти ребенка и оправдывали, подобные обвинения сами по себе закладывали основания для их огульного осуждения и изгнания.

Теперь, когда якобы совершаемые евреями ритуальные убийства более не считаются исторической правдой, по понятным причинам важность, которую эти обвинения имели в прошлом, преуменьшается или отрицается вообще. И христиане, и евреи, будучи не в состоянии прийти к консенсусу по поводу происхождения кровавого навета или объяснить его живучесть, склонны не задумываться о трагических последствиях и длительной вражде, которые он породил. Большинство предпочитает положительные примеры межрелигиозного диалога, культурных заимствований и мирного сосуществования ( convivencia ), а не проявления крайней и непостижимой враждебности. Поэтому ритуальное убийство и кровавый навет воспринимаются как часть давнего средневекового прошлого. Но все же эта ложная идея остается столь эмоционально болезненной и столь глубоко укорененной в культурной памяти, что даже сегодня она представляет собой визуальное и вербальное мерило исторической злобы 21 21 См., например, волну возмущения, поднявшуюся после того, как в 2011 году бывший кандидат в вице-президенты Сара Пэйлин употребила термин «кровавый навет»; недавние споры о визуализации мотивов кровавого навета в Великобритании, Венгрии и Израиле; и анализ современной поэзии в: Julius A. Trials of the Diaspora: A History of Anti-Semitism in England. Oxford: Oxford University Press, 2010. О недавнем исследовании роли СМИ см.: Israeli R. Poison: Modern Manifestations of a Blood Libel. Oxford: Lexington Books, 2002. .

Кровавый навет имел далеко идущие последствия, но его значимость трудно исчислить – и тем более ее нельзя измерить простым подсчетом примеров из исторических книг и энциклопедий. Некоторые обвинения повлекли за собой длительные тюремные заключения, массовые убийства и изгнания целых общин, которые оставались в памяти столетиями. Другие упоминаются лишь мимоходом, они зафиксированы в давно позабытых и быстро отвергнутых официальными лицами документах. Большую часть обвинений, вынесенных в XII–XIII веках, считали тяжкими преступлениями и воспринимали со всей серьезностью. Подобные обвинения либо выдвигались самыми высокими правительственными инстанциями, либо доводились до их внимания. Другие словно бы составлялись в качестве литературных и риторических нарративов или сатирических аллюзий, которые не следовало воспринимать как факты. Самый известный пример – «Рассказ аббатисы» конца XIV века из «Кентерберийских рассказов» Чосера. Рассказ заканчивается отсылкой к истории Хью Линкольнского, произошедшей столетием ранее. Многие другие подобные повествования были откровенной ложью или же возникали потому, что позднейшие авторы, стремясь подчеркнуть вероломство евреев или, наоборот, их виктимизацию, неверно толковали собственные источники. Во всех этих случаях они полагались на неточные списки текстов, имевшие хождение столетиями и искажавшиеся в процессе бытования.