Array Сборник статей - Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике (сборник)

Таким образом, новое мышление посредством временных и пространственных структур есть квинтэссенция объективной духовности, которая была “найдена” в ходе секуляризации. Ведь невозможно предполагать существование в раннее Новое время такого индивидуального или социального субъекта, который мог предвосхитить открывающийся мир и секуляризационное движение. Результаты исследований в области истории духа и истории культуры говорят скорее о том, что современная (интер)субъективность – в сильном смысле – возникает позже, в конце XVIII столетия. Отсюда ясно, что “предшественников” надо искать не в социальной области: современный субъект – “совершеннолетний”, обладающий возможностями деятельности и ответственностью, – мыслим только тогда, когда существует секулярно-духовный мир с объективными артефактами, которые питают и поддерживают субъективность. Такое социальное завоевание, как представительская демократия, могло быть придумано лишь после того, как объективные механизмы репрезентации были разработаны и найдены в устройстве мира. К таковым относятся и знаковые системы (Anderson 1988 [рус. изд.: Андерсон 2001 – прим. пер. ], Foucault 1974 [рус. изд.: Фуко 1977 – прим. пер. ]), и пространственно-временные системы.

Современный большой город представляет собой точку кристаллизации этого движения. Он, прежде всего, определенная форма репрезентации объективного мира. Одновременно он – пространственно-временное “публичное” уплотнение мира, и в этом своем качестве он принуждает социальные силы, вышедшие из феодальных отношений, к реализму и толерантности. Аккультурационная функция большого города в первую очередь заключается главным образом в том, что он заставляет говорить и мыслить о вещах. Это – ранняя кристаллизационная точка, которая предпослана развитию социальной жизни “в” городе, а потому является в научном смысле состоянием, предшествующим тому, в котором большой город сделается объектом и сооснователем социологии. Объективность большого города оказывает революционное действие на физические и телесные диспозиции. Здесь – великое сборище чужих вещей и дел (колониальных товаров, государственных бюрократических систем, бирж, исследовательских учреждений и художественных субкультур), складывающееся в “объективную культуру”, которая “предшествует” субъективной культуре и “опережает” ее по масштабам.

Этот классический, объективный город Нового времени от нас сегодня ушел. Даже если мы живем в самом его центре, он все равно образует лишь далекий, туманный и бессильный горизонт. “Общество” вырвалось на передний план и заправляет теперь происходящим. Его – это социологическое априори – можно видеть не только в городе. Оно и возникло не в нем, а как бы колонизировало его. Оно определяет вообще всё мышление нашего периода современной эпохи [111]. Только в этот период на вопрос о предпосылках экономики и политики стали отвечать ссылкой на социальность, а внешнюю предпосылку – секуляризацию – подводить под категорию социальных актов. Науки о духе превратились в гуманитарные и социальные науки.

Что же касается собственной логики города, то ее оттеснил с авансцены не только другой порядок знания, но и другой порядок практики. Описывать этот процесс в рамках настоящей статьи нет возможности. Уже много раз подчеркивалось значение функционализма (начиная с широкого распространения функциональных производственных систем в период индустриализации). Важно, на мой взгляд, то, что функциональная селекция обошла проблему репрезентации мира. Это относится и к пространственно-временным системам, и к городу. Город как физическая данность никуда не делся, но его системный состав и его роль изменились фундаментально. В системном отношении он теперь был уже лишь тенью самого себя. Ему поручались только второстепенные роли. Внешняя субурбанизация была лишь видимой стороной внутренней [112]. Интересно, что эта системная конкуренция между индустриальной функциональностью и городской пространственностью проявляется уже у Риля, который критиковал город от имени индустрии и предрекал, что ее мощь покончит с нелюбимым им большим городом: “Наступит время высокого и наивысшего расцвета промышленности, а с ним и благодаря ему разрушится современный мир, мир больших городов. И эти города останутся стоять как торсы статуй” (цит. по: Pfeil 1972: 39).