Array Сборник статей - Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике (сборник)

Преимущество концепции “габитуса города” заключается, несомненно, в том, что если удастся идентифицировать логику поля, то мы сможем расшифровать “город как целое” со всеми его материальными констелляциями, телесными практиками, социальными действиями и символическими связями. Правда, в этом случае сам габитус раскроется перед нами не с первого взгляда, а лишь постепенно, по мере того, как мы будем рассматривать его в соотношении с сопоставимыми диспозициями, привычками и практиками других городов. При этом нужно учитывать и отношения между позициями городов, связанных друг с другом в едином поле: пример этого мы видели выше, когда речь шла о Париже и Лос-Анджелесе, облик которых структурируют противоположные проявления одного и того же типа капитала [44]. Однако остается невыясненным (поскольку он здесь и не ставится) вопрос о соотношении между изучаемым нами полем и конкурирующими или доминирующими полями власти, которые тоже оказывают определенное влияние на габитус и отношения городов. Хотя и можно утверждать вслед за Бурдье, что каждое поле обладает “своей собственной логикой, своими специфическими правилами и закономерностями”, все же “каждый следующий шаг в членении поля означает подлинный качественный скачок”, который приводит в движение весь “ансамбль полей власти” (Bourdieu/Wacquant 1996: 135, 143).

В концепции т. н. “ландшафтов знания” (KnowledgeScapes) понятие “габитус города” применяется к городским регионам (city regions) для того, чтобы таким способом включить в рассмотрение и те “разнообразные варианты «города как целого»” (Matthiesen 2005: 11), которые не вписываются в некие городские границы. Автор этого подхода Ульф Маттизен описывает его следующим образом: “Мы заимствуем понятие «габитус [большого] города» у Рольфа Линднера (Lindner 2004) [sic!], применяя его к знанию и операционализируя его дополнительно, вводя наши три аналитических уровня” [45]. Те “аналитические уровни”, о которых здесь идет речь, относятся к различным “основанным на знании” (Matthiesen 2005: 8) формам кооперации, которые располагаются на разных уровнях взаимодействия с точки зрения их социально-пространственной динамики [46].

На первом уровне располагаются “социальные среды знания” (Knowledge Milieus, KM), которым, как правило, не уделяется достаточного внимания в общественном восприятии. Они ориентируются на формы коммуникации и организации, типичные для данного жизненного мира, и представляют собой важный креативный потенциал. На том же самом уровне интеракций кроме них имеются еще так называемые “сети знания” (Knowledge Networks, KN), которые с ясными намерениями преследуют стратегические цели и ради этого уже образуют определенного уровня формальные организации. Смесь этих двух типов интеракции мы находим в “ландшафтах знания” (KnowledgeScapes, KS), ориентации и организационные формы которых могут сильно варьироваться и представать перед нами и как “мягкие”, и как “жесткие интеракционные сети”.

Локализуемые на среднем уровне “культуры знания” (Knowledge Cultures, KC) репрезентируют “гетерогенные множества культур знания”, которые образуются в результате взаимодействия в городском регионе между “специфичными для каждого случая интеракционными сетями, разными констелляциями форм знания и гибридными ландшафтами знания (KnowledgeScapes)” (ibid.: 10). В этот процесс оказываются вовлечены различные формы знания, которые уже систематически переводятся в соответствующие направления действия – в “культуры инноваций и креативности в обучении и конкуренции” (ibid.: 11).

Города и городские регионы, по мнению Маттизена (ibidem), различаются тем, как они интегрируют и/или используют формы знания, релевантные для того или иного интеракционного уровня, – “на системном уровне экономики и политики, равно как и в контекстах городской культуры и социальной жизни”. Чтобы категориально и концептуально описать очевидные различия в том, что касается обращения с основанными на знании стратегиями городского и регионального развития, на третьем интеракционном уровне (“the holistic integration level”) вводится наконец “габитус определенного городского региона” (ibid.: 9): “С помощью этого понятия мы хотим сфокусировать анализ и городскую политику на специфическом, основанном на знании, хотя и гетерогенном , «гештальте», который в первую очередь влияет на то, как мы в обыденной жизни различаем разные варианты «города как целого» («Париж – о ля-ля!»)” (ibid.: 11; курсив в оригинале).