Не пора ли сделать предметом изучения уникальные особенности, локально-специфичный облик этого города в отличие от того , и таким способом узнать что-то об эволюции социально-пространственных процессов образования общества в городах? Может ли традиционная, циркулирующая в дискурсе глобализации мудрость, гласящая, что локальное исчезает, а места не имеют значения, в самом деле претендовать на более высокую степень убедительности, нежели простое предположение, что локальное и сегодня – особенно сегодня – еще обладает, возможно, способностью генерировать контексты? И не представляет ли первостепенного теоретического интереса задача идентификации локально-специфических классификационных систем, фондов знаний и форм апроприации, чтобы на их базе можно было бы разработать концепцию локального, позволяющую строить гипотезы о том, почему бедность в Брауншвейге, может быть, контекстуализируется совершенно иначе, чем в Ростоке или в Маниле? (Berking/Löw 2005: 18)
Это, однако, предполагает не только такое обособление локального, при котором пришлось бы сделать вывод, что развитие любого города само по себе уникально и несравнимо с другими. Если эти рассуждения переносить на теоретически адекватное осмысление процессов урбанизации в Африке, то цель должна заключаться скорее в том, чтобы выработать такое понятие африканских городских пространств, которое позволило бы “ловить” и различия, и сходства в эволюции городских контекстов. Поэтому для того, чтобы объяснять урбанизационные процессы в Африке, необходимо включать в анализ мощные силы как дивергенции, так и конвергенции. В первом случае мы обращаемся к специфическому “своеобразию” каждого локального процесса, во втором стремимся идентифицировать черты “семейного сходства” в развитии разных городов, которые мы сможем обнаружить посредством систематического сравнения различных регионов. Поиск собственной логики – это попытка обрести иной взгляд на вещи, потому что, как сказал Джереми Сибрук, “апокалиптический взгляд на рост городов Юга не улавливает самого главного” (Seabrook 1996: 7). Такой новый взгляд означал бы отказ от провозглашаемого снова и снова фаталистического восприятия городов (особенно южных) как “буйных” (Pile/Brook/Mooney 1999). В противоположность ему он утверждал бы на эмпирической основе, что если реконструировать их специфическую собственную логику, то окажется, что это обычные города .
Если в завершение вернуться к упомянутой в начале парадоксальной ситуации в урбанистической теории современности, где, с одной стороны, констатируется кризис или даже исчезновение города, а с другой – нет сомнения в том, что городские формы жизни в будущем станут одним из главных факторов, определяющих жизненные условия большей части человечества, то это противоречие можно разрешить в рамках предлагаемой эвристической модели собственной логики городов следующим образом: эти дискуссии “свидетельствуют не о конце города, о конце Города ” (Berking 2002: 12; курсив в оригинале). Эвристические модели собственной логики городов и обычного города призваны помочь нам в попытке выработать такое понятие африканских городских пространств, которое отмечало бы и различия, и сходства между специфическими процессами развития урбанных контекстов в Африке, тем самым противодействуя давним попыткам написания глобальных историй Города вообще (пример – Benevolo 1993). Таким образом, в рамках данного подхода решительно отвергается идея культурной гомогенизации и подчеркивается сочетание локального с глобальным. Модель “глобального города”, для которой характерен “политэкономический уклон” (Noller 1999: 23), мало что может рассказать нам о культурных практиках, о восприятии обыденной жизни и о символических действиях, посредством которых субъекты ежедневно конструируют свою городскую форму жизни. Но именно эти “репрезентации” (ibid.: 24) города нам прежде всего и нужно нащупывать, если мы хотим понять ту гигантскую притягательную силу, которая исходит от африканских городских агломераций. В пространстве города происходит обмен не только товарами, но и информацией, знанием, имиджами и символами, которые встроены в знаковую систему, приобретшую на сегодняшний день уже глобальный масштаб (ср. Lash/Urry 1994). Следовательно, город нельзя “ни в аналитическом, ни в эмпирическом плане просто объявить культурным или экономическим объектом – его можно понять только во взаимодействии обоих факторов” (Noller 1999: 31). Миграция из деревни в город, продолжающаяся несмотря на бедность, безработицу и дефицит продуктов питания, – это феномен, понять который можно не в последнюю очередь с помощью изучения города как пространства ориентации: мигранты надеются частично вырваться из тесных уз деревенского сообщества и ослабить таким образом действие механизмов социального контроля, надеются встретить в условиях городского ценностного разнообразия б о льшую толерантность и возможность политической мобилизации собственных интересов, верят в создаваемую средствами массовой информации иллюзию, что в городе они будут жить непосредственно ощущая “пульс времени”; всё это – культурные образы, способные оказывать мощное притягивающее воздействие (ср. Simone 2004; Simone/Abouhani 2005; Falola/Salm 2004).
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу