Основным моим намерением в этом письме было кое-что рассказать о технике и внутреннем механизме интуитивного метода, которым создавалась и создается «Савитри», а также о замысле и строении поэмы. Понимание ее Х. как интеллектуальной конструкции с произвольным набором слов и образов, причем отобранных плохо, прямо противоположно тому, как это было на самом деле. Такова была главная мысль письма, остальное лишь предисловие. Но предисловие вышло настолько длинным, что не оставило места для содержания. Придется отложить его до следующего случая, когда будет больше времени.
4.05.1947
* * *
Вопрос: В том длинном письме о своих стихах, касающемся критики моего друга, вы написали об определенном влиянии на вас поэзии поздней викторианской эпохи. Я не сумел проследить у вас влияния «Современной любви» Мередита – разве что отнести к ним колкие и до приторности сладкие обороты рассуждений в «Песнях для Миртиллы». Теннисон здесь заметен только по изящной живописности или по отдельным словам. Вероятно, влияние Теннисона в целом больше чувствуется в вашем раннем белом стихе, чем в «Песнях для Миртиллы». От Арнольда у вас в белом стихе только конкретные языковые приемы, вроде двух или трех «но», как здесь:
Не какой-то жалкий странник, но Руру,
Но сын великого Риши [180].
Или как здесь:
Но спокойный, но царственный, но благосклонный… [181]
Арнольд чувствуется также и в том, как вы выстраиваете и разрабатываете ряды сравнений и в «Урваши», и в «Любви и Смерти». Менее явно там звучит его общая интонация, но ее также можно почувствовать; отголоски его звучат даже в стихах, которые вошли в сборник «Ахана», не говоря уже о «Баджи Прабху». Не знаю, есть ли в ваших белых стихах влияние Суинберна; возможно, есть какое-то в «Песнях для Миртиллы». Непосредственно повлиял на ваш стиль в «Урваши» и в «Любви и Смерти» Стивен Филлипс. Но, как я уже сказал в своем эссе о вашем белом стихе, он растворился в более сильном и разностороннем гении, так же, как и влияние елизаветинцев, Мильтона и, вероятно, наименее заметное, Китса. Как бы там ни было, чьим бы влияниям вы ни подвергались, в своих ранних белых стихах вы, безусловно, самостоятельны по своему сущностному духу, движению и по набору экспрессивных средств. Только по отсутствию восприимчивости или по невниманию можно этого не разглядеть и не суметь насладиться блеском ваших стихов.
Ответ: Влияния такого рода, о которых я говорил, испытывает каждый поэт, пока не найдет себя окончательно. То, что вы говорите о влиянии Арнольда, совершенно правильно; тем не менее, для меня оно заключалось главным образом в необходимости ограничений и обработки, чтобы убрать бесконтрольный романтизм и добиться точной ясности и правильной формы и построения. В «Песнях для Миртиллы» нет влияния Мередита; я не ознакомился со всем его творчеством даже позднее, мне очень нравились его «Современная любовь» и стихи вроде сонета «Люцифер» и «Восхождение на Землю дочери Гадеса», и вот они и оказали влияние на мое становление как поэта, и отголоски этого влияния видны в «Савитри». Больше всего на меня повлияла ранняя лирика Суинберна – «Долорес», «Герта», «Сад Прозерпины» и другие стихи, которые стоят в ряду с его лучшими произведениями, а также «Атланта в Калидоне», но его поздняя лирика кажется мне слишком пустой и не нравится драматический и повествовательный стихотворный стиль. Один критик охарактеризовал мою «Любовь и Смерть» как на удивление блистательное и точное воспроизведение Китса: что вы на это скажете? Думаю, Стивен Филлипс имеет к ней больше отношения.
7.07.1947
Символизм легенды о Сатьяване и Савитри
В «Махабхарате» легенда о Сатьяване и Савитри рассказывается как история супружеской любви, побеждающей смерть. Но в Ведическом цикле эта легенда являет собой один из многих символических мифов, со всеми его признаками сотворенного человеком мифа. Сатьяван – это символ души, в которой есть божественная истина бытия, но которая оказалась во власти смерти и неведения; Савитри – это Божественное Слово, дочь Солнца, богиня высшей Истины, которая спускается на землю, чтобы родиться на земле во имя спасения; Ашвапати, Покровитель лошадей, земной отец Савитри, он же Повелитель Тапасьи – средоточие духовных устремлений, которые помогают нам подняться из планов смертных к бессмертию; Дьюматсена, Повелитель Сияющих Сонмов, отец Сатьявана – это Божественный Ум, здесь ослепший, потерявший свое небесное царствие видения и потому потерявший свою славу. Но все же это не просто аллегории, герои поэмы представляют собой не просто персонификацию свойств, а инкарнацию, или эманацию, живых и обладающих сознанием Сил, с которыми мы можем войти в прямой контакт, и принимают человеческий облик, чтобы помочь людям и показать им выход из смертного плана к божественному сознанию и бессмертной жизни.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу