Шри Ауробиндо - Шри Ауробиндо. О себе

Когда Единство встает на прочный фундамент, то статичная часть работы закончена, остается активная часть. Тогда мы должны обрести в Едином Учителя и Его Силу – Кришну и Кали, как я их называю, используя терминологию наших индийских религий, – Силу, которая заполняет всё мое существо, и оно становится Кали, переставая быть чем-то иным, и Учителя, который использует, управляет, играет Силой в своих целях, а не в моих, в центре – так я это называю для себя – его существования во вселенной, откликающемся на его действия, как душа откликается на Душу, уподобляясь Его образу до тех пор, пока не останется ничего, кроме Кришны и Кали. Я достиг этой стадии, несмотря на все задержки и отступления, пусть пока что не в полной мере, имея в виду устойчивость или интенсивность состояния, но в общем и целом в достаточной. Когда это достигнуто, мы можем надеяться ясно почувствовать в себе действие Его божественного Знания, которое направляет действия Его божественной Силы. Потом остается полностью раскрыть разные планы его действий-в-миру и подчинить Материю и тело и материальный мир закону стоящей над ними небесной Истины. Наступления всего этого – к чему я в своем прежнем неведении с такой нетерпеливостью рвался, пока не стал соответствовать главным требованиям (хотя рвение было необходимо и помогло соответствующим образом подготовить материальные инструменты), – я теперь жду как естественного завершения работы, пусть оно всё ещё так же далеко.

Овладеть с достаточной степенью надежности Светом и Силой супраментального существа – вот главная задача, на достижение которой устремлено теперь действие Силы. Но остатки старой привычки к интеллектуальному мышлению, к ментальной воле настолько упорны в своем сопротивлении и трудноискоренимы, что мы движемся вперед с трудом, на ощупь и постоянно скатываясь назад, теряя уже достигнутое. Во мне больше их нет – слепых, глупых, механических, неисправимых, даже когда они понимают свою несостоятельность, привычек, но они вьются рядом и навязывают уму свои идеи всякий раз, когда он пытается быть открытым только для супраментального Света и для высших распоряжений, и потому Знание и Воля достигают Ума в искаженной, неверной и нередко обманчивой форме. Тем не менее, всё это только вопрос времени: осаждающие привычки потеряют силу и в конце концов рассеются.

Дорогой Баптиста [351],

Ваше предложение весьма заманчиво, но я, к сожалению, должен ответить отказом. Из уважения к вам хочу изложить свои доводы подробно. В первую очередь, дело в том, что я сейчас не готов вернуться в Британскую Индию. Причины в политических препятствиях и не только. Насколько я понимаю, вплоть до сентября прошлого года Бенгальское правительство (и, вероятно, Мадрасское правительство) возражали против моего возвращения в Британскую Индию, а на практике их возражения означали, что в случае, если я все же там появлюсь, меня либо сошлют, либо отправят в тюрьму в соответствии с тем или иным замечательным Законом, которые, думаю, существуют до сих пор, помогая утверждать новую эру доверия и сотрудничества. Полагаю, другие правительства других провинций также были бы от меня далеко не в восторге. Возможно, Обращение [352]изменило ситуацию, но едва ли – я его прочел, и в нем говорится не об амнистии, а об уступках и благих намерениях, ограниченных осторожностью вице-короля. У меня сейчас слишком много работы, чтобы тратить время на праздный досуг в качестве невольного гостя правительства. Но даже если бы мне гарантировали полную свободу действий и передвижений, я не мог бы сейчас взять и всё здесь бросить. Я приехал в Пондичери, потому что свобода и покой мне были нужны ради определенной цели, не имеющей отношения к политике – в которой я не принимал прямого участия со времени приезда сюда, хотя по-своему всегда делал для своей страны все, что мог, – и я не могу вернуться к какой бы то ни было публичной деятельности, пока эта цель не достигнута. Но окажись я в Британской Индии, я посчитал бы своим долгом немедленно с головой погрузиться в политическую борьбу. Пондичери для меня убежище, пещера для тапасьи , но не для аскезы, это мое личное изобретение. Я должен завершить начатое, должен быть, прежде чем уехать отсюда, внутренне вооружен и снаряжен для продолжения работы.

Дальнейшее подскажет сама работа. Я отнюдь не смотрю на политику и политическую деятельность сверху вниз и не считаю себя выше их. Я всегда делал и делаю основной упор на духовной жизни, однако моя идея духовности не имеет ничего общего с аскетическим самоустранением или презрением, отвращением к мирской жизни. Для меня и нет ничего мирского; с моей точки зрения, любая человеческая деятельность может быть включена в полноценную духовную жизнь, а важность в настоящее время политики весьма велика. Однако моя линия и мои политические планы существенно отличались бы от всех, какие сейчас есть в политическом поле. Я вошел в политику в 1903-м и занимался ею до 1910 года с одной единственной целью – вселить в умы людей твердую волю к свободе и к борьбе за свободу взамен бесплодного ожидания результатов от невнятных в те времена действий Конгресса, как это было тогда модно. Теперь цель достигнута, и Конгресс в Амритсаре [353]это закрепил. Воля к действию пока что не настолько четкая и практическая, и тем более не настолько организованная, не поддержана действием, как хотелось бы, но она есть, и есть немало умных и сильных лидеров, чтобы ее направлять. Думаю, что, несмотря на неадекватность реформ, эта воля к независимости – если страна сохранит свой нынешний дух, в чем я не сомневаюсь – скоро станет всеобщей. Меня же сейчас больше занимает вопрос, что страна собирается делать со своей независимостью, как использует свою свободу, в каком направлении двинется к своему будущему?