Габриэль Витткоп - Некрофил

Ум С. ясен, даже более чем ясен, он чувствует, что от избытка ясности его ум становится прозрачным, хрустальным. Всё теперь кажется ему понятным, с того момента, как он выпал на обагренные простыни, до зыбучих песков агонии. Он видит свою жизнь не как цепочку фрагментов, но как материализованное целое, вселенную, протяженную во времени и в пространстве, что-то, что нельзя охватить сознанием, не умерев. И вот, С. умирает. Но его судьба, образ его судьбы, созвездие, цветок, гора, не имеет значения вне смерти, смерти, растворенной в нем, смешанной с ним. Жизнь С. не имеет другого смысла, кроме того, который она получает посредством смерти, в самой смерти.

Итак, С. поселился в своем страдании, в жажде, в лихорадке, в ране, в отравленной крови, в струпьях на спине. Его конечности заледенели, пульс не прощупывается, давление упало еще ниже.

С. вдруг вспоминает о предсказаниях, тех ложных предсказаниях, которыми он сам обманывал себя, но также и о единственном верном оракуле. Он думает: это по моей вине, по моей вине. Еще слишком рано. Ошибка. Если бы я послушался. Но нет. Было нужно, нужно, нужно, чтобы всё произошло так. Оракул предсказал именно ошибку. С. открывает большие глаза, полные слез, его лицо превратилось в блестящую от пота восковую маску, в чужое лицо. Он видит на стене пятно солнечного света, геометрически правильное пятно, оставленное закатом. Последний образ мира. Слеза течет по лицу, делает быстрый зигзаг в бороде, падает. С. снова закрывает глаза. Ангел Смерти, который всегда следовал за ним, приблизился еще на шаг.

Санитар заходит в палату, откидывает одеяло, подкладывает под С. большую резиновую подстилку, грубо подсовывает тазик под ягодицы, и С. понимает, зачем: он и забыл, что мертвый опорожняется. Его целомудрие оскорблено.

Вечером С. показалось, что он слышит голос S. Ему показалось, что кто-то трогает его за руку. Ему показалось, что он разобрал слова: не надо его утомлять. Большую часть времени он уже ничего не слышит, ничего не чувствует. Предагония, приготовление к великому переходу, завершается.

Агония С. проходит в большом смятении. Клеточные ядра безумно трепещут вокруг раны. С. участвует в темном вскипании всего своего существа, в кишении кровяных шариков, в бесконечном делении клеток. Малейший капиллярный узел - часть космического целого. С. вступает на знакомые поляны бреда, где некогда любил он бродить. Он отправляется в великое плавание по воле ветров, попадает то на черные, то на белые клетки, никому не известен исчезновения цвет. С. исчезает в пучине, поднимается вновь на поверхность, чтобы услышать, как произносится его мысль голосом, не принадлжащим ему: I come back44. Или: I go back45. Или: I return46. Или: его мыслимый голос, его звучащая голосом мысль - лишь хрипенье невнятное, сплошное мутное месиво лишь. Какой rosebud47? Финальный отчет. Schlussrede48. Заключение. Эпилог. Последнее слово.

Оцепенение овладевает С. Дыхание превращается в низкий свистящий хрип, длящийся вечность, вневременное явление, продолжавшееся, впрочем, два часа, тридцать три минуты и сколько-то секунд.

Рассвет уже пробивается в сероватом небе. Это двусмысленное время дня, это не время начала. Когда бледнеют оконные стекла и запевает первая птица, Смерть совершает обход больничных палат. Солнце встает, розовое и круглое, как апельсин в прозрачной бумаге. Грифы тоже просыпаются и пускаются в полет.

Хрип на несколько мгновений стихает. С. приходит в сознание с чувством страха и отвращения, как будто гриф бьет его крылом по лицу. С. испускает слабый крик, похожий, скорее, на икоту. Он открывает вылезшие из орбит глаза. Он расстается с жизнью, как будто Смерть вырывает у него из горла веревку из конского волоса. Этот крик не заставляет дрожать стекла, он спускается к сердцу земли, проникает в ее артерии, в залежи, в ил. С. делает рыбий скачок, резкий, как коленный рефлекс, его ноги выгибаются дугой, голова опускается на плечо под тем странным прямым углом, какой образуют торс и голова мертвеца, его прекрасные руки раскрылись птичьим веером, но скрючились пальцы. Христос Матиаса Грюневальда, которого С. так любил.

Exitus letalis49.

Он умирает в одиночку. Смерть любит приходить, когда нет других гостей. Он умирает злой смертью на ущербе луны. Родился в субботу, умирает в четверг. Прожил тридцать семь лет и двадцать один день. Умер, никогда не имев гнезда. Умер на спине, раскинув руки, вытянув ноги. Умер в день очищения и молодого огня, в древний праздник богинь-матерей. Никому не завещал своей улыбки, летящего жеста руки, надменности тона. Не оставил ни книги, ни наследства.