Флагелляция в светской жизни

— Я не могу, — прошептал я. — Я не могу позволить делать это с тобой. Можешь ты мне хотя бы объяснить — почему? В каком грехе ты призналась? Почему ты должна подвергаться подобному наказанию?

Мария посмотрела на меня, и я вдруг подумал, что никогда она не была так прекрасна, как в эту минуту. Подумал, глядя в её лицо — горящее и мокрое от слёз, и в её глаза — покрасневшие и широко открытые, полные боли и страха.

— Я делаю это для тебя, — просто сказала она, и глаза её подтвердили, что она говорит правду. — Такова традиция нашей семьи — сечь невесту в ночь перед свадьбой. Это смиряет её гордыню, уничтожает остатки заносчивости, и к тому же — пробуждает её чувственность. Но это должно быть сделано по доброй воле, без применения силы. Это должно быть выбором самой невесты — принять ли вызов и пройти ли через эту боль. Моя мать перенесла это, и её мать — до неё. И так далее, поколение за поколением. Я понимаю цели этого и выгоду, получаемую от этого. Я пошла на это добровольно, Алекс. Таков мой выбор. Это трудно, правда, но я могу думать о тебе, и это помогает мне выдержать боль. А если представить, что это ты сечёшь меня, Алекс, то я могу почти наслаждаться поркой.

Я воззрился на неё в ошеломлённом молчании.

— И ты по доброй воле согласилась на наказание? — уточнил я. Она кивнула, а я тупо продолжал: — Но зачем?

Она рассмеялась, и словно восхитительный серебристый колокольчик зазвенел в этом тоскливом храме боли.

— Ох, Алекс, ты всегда делаешь всё таким запутанным! Это же просто, совсем просто. Ты же не хочешь, чтобы твоя жена была своевольной и непокорной, высокомерной и заносчивой, ведь так? — Я помотал головой. — Разумеется, не хочешь! Но, Алекс, уже моим согласием на это наказание я доказываю любовь к тебе и показываю, что не обладаю ни одной из этих черт. Я люблю тебя, дорогой мой, и я буду делать всё, что ты скажешь. Даже если ты захочешь так же наказывать меня.

— Но я же никогда не просил, чтобы тебя наказывали подобным образом, — торопливо запротестовал я, внезапно вообразив, что мою неосознанную тайная страсть давно заметили все, кроме меня.

— Ты — нет, — строго сказала Мария. — Я предлагаю тебе это как подарок, как доказательство моей преданности тебе перед нашей брачной ночью.

Я вдруг осознал, что этот абсурдный спор ни к чему не приведёт, и решил, что пора брать инициативу в свои руки.

— Ну, а теперь это пора прекратить, — произнёс я тоном, не оставляющим места для возражений. — Я люблю тебя и ценю твой жест, но ты вытерпела достаточно. Всё кончилось.

— Нет, Алекс, нет. Ничего ещё не кончилось. Потому что наказание должно быть исключительно жестоким. Его суровость послужит свидетельством моей верности, моей преданности. И если я не смогу дойти до конца, до самого предела того, что могу вытерпеть, тогда наказания — всё равно что не было.

— И сколько же ударов осталось? — спросил я, поражённый её словами.

Она снова рассмеялась:

— Глупый. Здесь не я веду счёт. Отсчитывает удары тот, у кого в руках ремень. Ему судить, когда наступит мой предел. И порка закончится только тогда, когда Джон скажет об этом. — Она кивнула в сторону огромного мужчины. — Он будут пороть меня до тех пор, пока у меня сохраняются силы терпеть боль.

Я посмотрел на девушку, на которой собирался жениться. Она была необыкновенно красива, и даже сейчас — обнажённая, растянутая меж столбов так, что все её женские секреты оказались выставлены напоказ, с исхлёстанными, побагровевшими ягодицами — выглядела почти непристойно, но казалась странно прекрасной. Она уже перенесла так много, и всё же не боялась новой боли.

Она сказала, что делает это для меня, подумал я, устыдившись. Я никогда не просил её делать что-то вроде этого. Но она пошла на такое добровольно, и внезапно я нашёл её готовность к страданиям невыразимо возбуждающей.

Кроме всего прочего, я хотел видеть, как её наказывают, дико хотел стать свидетелем её мучений. Во внезапной вспышке понимания я увидел, что её страдания способны лишь усилить наше с ней сексуальное удовольствие. Я увидел это так ясно, с такой уверенностью, что нечего было сомневаться — так оно и есть. Словно я знал это всю свою жизнь. И в тот же миг я понял, что принял решение.

После чего сделал шаг назад и жестом предложил экзекутору продолжать наказание.

— Продолжайте порку, — приказал я. — Она пока всего лишь слегка разогрета. А её нужно хорошенько подготовить к первой брачной ночи.

Я заметил, что Мария вздрогнула при этих словах, и в глазах её блеснули слёзы. Но она улыбалась, и я знал, что мы поняли друг друга.