Олег Мироненко - Купол. Часть I. Заложники

А вот думать о себе, сколько душе угодно, никто не запрещал. Об оставленной Земле. О любви и одиночестве. О странных снах, оставляющих тлеющий след в сознании. О том, наконец, кто ты такой и зачем ты здесь.

… С парниками управились за час: проверили датчики, взяли заборы грунта для лаборатории, закрыли люки – делов-то. Однако, вспотели: четыре сооружения в виде полусфер, покрытых чудо-полимерами, были пятьдесят метров в диаметре и высотой под два метра. Ферма значилась одна, но там возились подольше. Подопытные морские свинки, все мужского пола ущемлённые в своём достоинстве кастраты, склонные на этой планете в силу каких-то загадочных причин к коллективизму, сообща выломали-таки перегородку и наведались в гости к кроликам, сожрав при этом весь чужой корм и вдобавок затеяв драку, наподдав кое-кому по ушам и получив в ответ по наглым мордасам. Процесс растаскивания забияк занял немало времени ввиду шустрости и тех, и других, а ведь надо было ещё починить перегородку и наполнить автоматические поилки-кормилки. Куры возбуждённо суетились в своём загоне, сердито квохча, и всё норовили побольнее цапнуть подельников за руки, пока те собирали яйца. Один самец, отчаянно маша куцыми крылышками, даже поднялся в воздух и нацелился было на потное лицо Макса, но, как говориться, успеха не снискал и жёстко приземлился обратно на синтетический пол под действием силы тяжести, резко возросшей от увесистого шлепка ладони по загривку. Куры были особой породы, нервные и драчливые, наверняка тоже втихаря мечтающие сцепиться с соседями при удобном случае. Яйца у них, с синей податливой скорлупой и пепельно-бурым наполнением, были богаты минералами, и на вкус, по общему мнению колонистов, ощущались тоже, как минералы. Птенцы из таких яиц не вылуплялись, хотя некоторые отсталые наседки всё ещё упорствовали в своём желании прилежно их высиживать, пока петухи, как им и положено, сшибались грудью и топтали задорных продвинутых молодух. Кур иногда употребляли в пищу, численность их регулировалась благодаря отсеку, где взращивались цыплята из пробирки, там же воспроизводились и свинки. Ну, а кролики были как кролики – ничего, в общем-то, особенного: жрали всё подряд и производили на инопланетный свет почти себе подобных (расцветка только у каждого кроля и крольчихи из нового потомства была пугающе разнообразной в своей пестроте). Мясо у потомства, как уже упоминалось, было оранжевым.

Усопших животных (а за полгода таких набралось шестеро: затосковавшие вдруг разом две свинки, три обожравшихся кроля да задолбанный в драке петух) замораживали для отправки на Землю.

– Шабаш… – выдохнул наконец Алекс. – Полоротый ты всё-таки, Максик. Зачем спорил, если знал, что проиграешь? Мучился бы сейчас один ещё бог знает сколько… Белла, ты уж извини за прямоту, помогать бы тебе не стала.

Макс уныло кивнул.

– Да, – выдохнул и он, но не с облегчением, а с неким надрывом, внутренним проколом. – Скоро ей совсем до меня не будет дела. Даже если нам разрешат иметь детей… Вернее, ей. – Он грустно улыбнулся. – Сделаю своё дело – и свободен. Она будет сумасшедшей мамашей, и близко меня к ребёнку не подпустит.

– Э-э-э… – с натугой зачревовещал Алекс. – Да не хандри ты заранее. Материнство меняет женщину, причём в лучшую сторону.

– Даже если и так, то я снова окажусь ни при чём, – продолжал печалиться Макс. – Я-то останусь прежним. И участие в деторождении мне никак не зачтётся.

Алексу не стал больше выуживать из себя слова утешения. Чего доброго, кто-нибудь другой потом вернёт их ему. Нет уж, сейчас он пойдёт к Ташке, а этот страдалец будет нести вахту. Так безопасней для всех. Вдруг его состояние заразно? Эд, вон, кажется, тоже уже в стадии заболевания…

– Спокойного дежурства, – кивнул он на прощание Максу. – И да не потревожит тебя Купол.

Макс отвернулся, как показалось Алексу, слишком демонстративно.

Вахту обычно несли по очереди: Земля требовала круглосуточного наблюдения за Куполом и жёстко держала этот вопрос на контроле, периодически посылая сигналы-пилоты для обработки и отправки их назад со всё новыми и новыми данными, так что по ночам, вернее сказать, во время, полагаемое на сон, частенько приходилось корпеть (ночей в земном понимании здесь не было, а были день и для разнообразия некое подобие вечера). Впрочем, это давно уже стало рутиной: регулярное обследование участков Купола, статистика, отчёты, отчёты, отчёты… При подготовке на Земле любая мелочь в исследованиях казалась такой значимой, мелочам этим уделялось столько времени, что и теперь по истечении полугода все делали вид, что также серьёзно относятся к своим бдениям, как и в первые дни, хотя энтузиазма у каждого значительно поубавилась. Да и как тому было не убавиться, если из ночи в ночь ничего не происходило? Только один раз переполох устроил, конечно же, Макс, вытащивший всех из запрограммированных на лечебный сон супружеских релаксационных камер и заявивший, что Купол сжимается. Все ту же принялись вращать глазами и забыли даже, как моргать, пока наконец, минут через десять, Белла не осведомилась у своей половинки, не переел ли тот, часом, синих яиц. Макс с пеной у рта клялся и божился, что, когда он, о чём-то задумавшись, щурился на Купол, тот вдруг как бы надвинулся на него, причём со всех сторон разом, так что Макс даже непроизвольно вжал голову в плечи, ну, а потом он, естественно, кинулся будить мирно спящих колонистов. В течении нескольких недель после этого дежурство несли по двое, но всё впустую, по версии большинства, очевидно потому, что глюки ловят поодиночке. Максу было велено меньше пялиться в одну точку и думать о еде, видения у того больше не повторялись, так что в конце концов даже Алекс, всегда испытывавший к Максу симпатию, стал относиться к произошедшему только лишь как к забавному недоразумению. А сам Макс… Потух он как-то после этого, что ли, чаще стал уходить в себя.