Глеб Васильев - Секс/Ложь/Джанки

Ладно, мухи, как ни прискорбно, остаются. Но на полчаса в день, не больше. Наука, искусство и спорт? Отстаньте, я уже сказал на счет развлечений. А ну не галдеть! Перемены всегда пугают. Сейчас идите, но чтобы завтра со сковородками и беконом ровно в пять. Ясно? Что?! Кто тут вегетарианец? Ладно, с вами мы это завтра обсудим.

Комментарий №9

Пассажирский авиалайнер:

«Где я только не был – весь земной шар облетел, и не один раз. Скажу вам, что если бы где-то в небе на облаке сидел бородатый старик в белых одеждах, я бы его обязательно приметил. Но нет, там нет никаких стариков, там не порхают крылатые златокудрые создания с арфами, там нет ничего похожего на град небесный или на врата пресловутого небесного царства. Я слышал теорию, что старик на облаке – это просто метафора, символ чего-то возвышенного и неземного, чуждого грязи и мирской суеты, а настоящий бог находится внутри. Эта теория показалась мне любопытной, я стал прислушиваться к тому, что происходит у меня внутри. И знаете что? Оказалось, что внутри меня творится настоящее светопреставление: дети орут и бегают между рядами кресел, взрослые люди напиваются до скотского состояния, скандалят, храпят, воняют потными ногами и подмышками, в туалете курят, блюют и там же совокупляются. Пассажиры ненавидят членов экипажа, а те в свою очередь презирают пассажиров. Так, пытаясь найти в себе бога, я обнаружил самый настоящий ад. И вся эта преисподняя бурлит во мне на заоблачной высоте, где положено порхать ангелочкам. Не то чтобы это открытие окончательно превратило меня в атеиста, просто я понял, что люди часто говорят о том, в чем ни капли не разбираются. Бога нет на небе, его нет внутри – это мой личный опыт. Но бог может быть под землей или в водах океана – почему бы и нет? В конце концов, если существует ад (а в этом я сам убедился), то и раю по логике полагается где-то существовать»

Джанк №9: Габби

Меня укокошила Коко Шанель. Она сошла с небес в сияющем кокошнике и обрушила на мою голову щит из переплетенных зеркальных литер Си. Меня немного смутило – когда я умер, мы долго болтали, она попросила называть ее Габби – так вот, меня смутило, что Габби курит. Ты знаешь, дымит, как паровоз. И не эти тоненькие дамские сигаретки. Целовать, что пепельницу облизывать? Остроумно. Слышал, конечно, но не знал, что это она сказала. Или не она? Да и какая разница?

Она божественна. Я (только ты, пожалуйста, не ревнуй) так ей и сказал. Знаешь, как она отреагировала на комплимент? Сказала спасибо. И добавила, что на ее теле одна единственная морщинка – та, на которой она сидит. Нет, не видел. Габби носит брючные костюмы. Поверил на слово. Умоляю, не перебивай меня, у нас теперь целая вечность.

О моде мы не разговаривали. Я в ней не очень-то разбираюсь, а Габби, кажется, уже все надоело. Представляешь, мне показалось, что ей безумно скучно. Она спрашивала меня о вещах совсем простых, будто соскучилась по жизни. Как шли дела, до смерти, разумеется. Что любил, что ненавидел. Каким я себя считал и каким был. Но поверь, ответить на ее вопросы оказалось не так просто. Очень не хотелось разочаровать Габби. Конечно, глупо бояться чего-то после смерти, но оказалось, что мне по-настоящему страшно увидеть в глазах Габби непонимание, заметить, как ее улыбка медленно угасает вместе с интересом.

Жаль, что со мной не было тебя. Ты бы показала мне грань между остроумным и пошлым, серьезным и пафосным, печальным и жалким. Но тогда ты была жива. Поэтому я (в чем ты, уверен, и не сомневалась) нес чушь. Детей вот не успел, да и куда мне, сам ребенок. Хотел собаку, но побоялся ответственности. Так и не научился говорить «нет». Даже незнакомцам. И даже самым близким людям. Хулиганил, но беззлобно. Шутил, но часто на зло. Габби спросила, не обижаюсь ли я на нее. Вообрази! Ах, ангел и кокетство.

По-настоящему обидно было подавиться свежайшим круасаном, легким, как облако дымчато-серых крыльев Габби. Я с надеждой ждал, что крошки растают в трахеях так же, как до того таяли сладчайшими снежинками на языке. Но жизнь оказалась сукой, глупость которой с лихвой компенсируется безжалостностью. Я умер, так и не слизнув начинки с уголков застывающих губ.

Своим ударом Габби отвлекла меня от обид и сожалений. Не укокош она меня, до сих пор скакал бы вокруг своего скелета. Эх, сделал бы Лагерфельд из моей кожи коллекцию брючных подтяжек для Коко. Или ремешок, чтобы им она хлестала всех, кто растащил ее на цитаты и вешалки для платьев.