Галина Чередий - Порченый подарок

Я охнула, сжимаясь вся от страха за отца.

– Он… Его… Что с ним? – пробормотала, заикаясь.

– Начинаете в полной мере осознавать последствия? – недобро усмехнулся руниг. – Правильно, так и должно быть. Нет, ваш отец слишком ценен для нашего государства, чтобы глупый поступок его дочери перечеркнул все его заслуги, прошлые и будущие. К тому же после некоторых раздумий, мы решили, что, возможно, все и сложилось к лучшему. Поэтому кресс Иногарт так и будет пребывать в убеждении, что вы скрываетесь с вашим Алмером, купаясь в любви и ласке. По крайней мере до тех пор, пока не объявят о вашей свадьбе с онором Бора. Это убережет его от новых множественных потрясений, отвлечений от дел государственной важности и попыток сделать нечто опрометчивое и безумное, чтобы освободить любимую дочурку от ее незавидной участи.

– А потом? Думаете, он спокойно перенесет подобные новости?

– Поверьте моему опыту, кресса Греймунна, люди обладают способностью легче смиряться, когда их ставят перед уже свершившимися фактами, с которыми ничего не поделать, нежели если считают, что возможны иные варианты развития событий. Вот вы наверняка через время стали бы строить иллюзии по поводу того, как могло бы сложиться, убери мы с вашего пути только мерзавку Таниль, но оставь в живых бедняжку слабовольного и порабощенного ее похотью Алмера.

– Этого бы никогда не случилось, – огрызнулась я, сжав зубы и вцепившись в мягкий мех, укрывавший колени. – И обсуждать это я с вами не собираюсь.

– А больше-то и не с кем и нечего, кресса Греймунна, а дорога перед нами долгая и нудная. Вам бы эта беседа помогла бы внести окончательную ясность: например, понять, что никакой любви не было никогда. Все, что вам говорил этот червяк, все нежные фразочки, приемчики, что вас таки пленили, – это искусная манипуляция его сестры, подсказывавшей ему каждое действие. Все по наущению и под чутким руководством опытной партнерши и подельницы: прикосновения, ласки, удовольствия… – Меня передернуло от грубой циничности его тона и собственного стыда. – Хм… а были ли те удовольствия?

– Наслаждаетесь, пытая меня подобным образом? – спросила, добавив в голос яда, прямо и твердо посмотрев на него. – И после этого Таниль и Алмера вы зовете извращенцами? А сами-то не грешите тем же, кресс Инослас?

– О, ну надо же, как быстро вернулась знакомая мне кресса Греймунна! – хмыкнул он и указал глазами на мои стиснутые кулаки. – Кстати, понежнее с мехом, это чрезвычайно дорогая вещица и к тому же подарок будущего супруга. Не хотите взглянуть и на другие? У нас только тут четыре короба, а еще и столько же снаружи.

Он кивнул на небольшие сундуки, окованные серебром, покрытые искусной резьбой и инкрустацией, что стояли под его и моей лавками, на которые я не обращала до сих пор особого внимания.

– Мне плевать на них. – Я дернулась и одеяло оттолкнуть, но окружающий холод заставил умерить гордыню.

– А напрасно! Ваш жених проявил прямо-таки немыслимую щедрость, осыпая вас мехами, украшениями и драгоценной посудой, что прибывали с каждым почтовым обозом. Старался произвести, видимо, впечатление и убедить вас, что нисколько не прогадали, выбрав его.

– Я его не выбирала! Все было как раз наоборот.

– Ну это смотря как на это взглянуть. Метку же ему вас никто ставить не вынуждал, – монотонность голоса, говорящего столь выводящие из себя вещи просто добивала меня.

– Не представляю, о чем вы, кресс Инослас.

– Не лукавьте. Онор Бора покинул зал торжеств дворца, гордо унося на своей щеке след от вашей ладошки. Или запамятовали?

– И что? Он спровоцировал меня, отозвавшись слишком вольно о темпераменте женщин с родины моей матери, я ответила так, как мне показалось нужным в тот момент, – пробормотала уже без всякой уверенности, краснея от воспоминаний о том некрасивом моменте.

– Допустим, того, что он вам сказал, не слышал никто, кроме вас.

– Не имеет значения. В любом случае пощечину сложно счесть за знак расположения к мужчине, – упрямо возразила я.

– В Гелиизене, кресса Греймунна, – указал мне на очевидное руниг. – А вот брачные традиции аниров гласят, что если мужчина претендует на женщину, а она берет и отмечает его каким-либо способом – это равносильно согласию и даже обряду обручения. С этого момента они, считайте, обещаны друг другу.

– Нелепость какая-то! – возмутилась, снова комкая бесконечно мягкое пушистое великолепие на коленях. – А если он ей безразличен?