Я молча показал ему средний палец. Это было громче всяких слов, и вся компания на секунду удивленно замолчала. Олег все-таки вырвался и бросился на меня. От удара в лицо я уклонился, но был сбит с ног и, падая, ухватил его под руки, а свои ладони упер ему в затылок, создав замок , из которого он не мог выбраться. Сердце забилось, я, как и положено , испугался от выброса в кровь адреналина. Мы лежали на земле, Олег барахтался , пытаясь вырваться, а я гасил страх смехом. Затем нас разняли , и мы выпили мировую. После мировой я больше не пил и к финалу встречи был трезв, чего нельзя было сказать об остальных. По мере опьянения компании, шутки становились плоскими, отдельных лиц вдруг одолевала смелость отстаивать свое мнение, а Соню начало тошнить. Мы зашли за угол дома, она нагнулась, чтобы избавиться от рвотных масс , но я не успел собрать Сонины волосы в пучок. Е е вырвало. Мне так плохо, произнесла она, упираясь спиной в стену дома. Рвота защищает организм от токсинов, так что скоро тебе станет легче, ответил я, присаживаясь рядом с ней. Затем протянул руку и убрал с ее волос рефлекторные извержения желудка. К ак мило , Соня улыбнулась, ты заботишься обо мне. М не так стыдно. Очень-очень стыдно. Ты прости меня за то, что не поверила тебе тогда. Да ничего страшного , ответил я , все позади. Не размениваясь на долгий диалог, где теплота раскаяний и признаний могла бы поспорить с холодом бетонных стен , мы поставили метку на карте. Молча отмеряли путь, Соня засыпала на ходу, ее организм экономил силы для борьбы с поступившими ядами , а я смотрел на нее , и мой взгляд не был полон осуждения или отвращения. Ее больная голова не торопила душу отправляться в рай; по ее собственным суждениям о себе , для нее стоял отдельный котел в аду, но даже в ад она не спешила. Меня удивляло умение людей жить настоящим. В своем однодневном существовании они так искусно пропускали сквозь пальцы целую жизнь. Одинаковые дни в погоне за кайфом , разбавленные осуждением общества за жажду комфорта. А что лучше : слепо прозябать в болоте под кайфом или развращаться в надиктованном комфорте ? И думаю, наверное, мудрые здесь резонно промолчат. Неспешно идя по дороге со своей пьяной девушкой , я вспомнил, что живу , пугаясь своего большого одиночества. Меня одолевала мысль, что, даже находясь в себе, человек с монолога пытается переключиться на беседу, наполненную , как минимум , двумя мнениями, заключенными в одноголосый диалог. Это заставляло поверить, что человеку все же нужен человек. И пусть мой круг общения , в основном, алкаши и наркоманы, но зато я все же не один в этом мире. Уж лучше напитаться иллюзиями, что им до меня есть дело , и ошибочно считать, что в трудный момент они помогут, чем насмерть замерзнуть в своих искусственных диалогах. Этот нездоровый расклад убеждал меня, что жизнь за границами реальности каким-то образом лучше натурального мира. Таким образом, усиливалось мое допущение побега в болото. Ну, все, мы пришли, сказал я, прижавшись к Соне. Да? бездумно спросила она. Десяток секунд она поспала у меня на плече, затем с большим трудом оторвалась, машинально поцеловала в щеку и сонно побрела в парадную. А там ступеньки, чья-то рвота на полу и выключенный свет, как большое препятствие. В квартире ждут родители, которые уже устали ругать беспечную дочку. Я не стал думать о том , как Соня решает с создателями дилемму раннего алкоголизма. Глубоко вздохнул, огляделся и побрел домой. На улице было прохладно и тихо, желтые фонари освещали вечно изуродованный российский асфальт. Я слышал шум своих шагов , и под этот незатейливый метроном в моей голове разворачивался очередной одинокий диалог. Всегда ли плохо то, что общество называет плохим? Быть может, хорошее объективно окажется не таким уж и хорошим? Почему люди считают, что они способны сказать, что есть доброе , а что есть злое, оставаясь такими разными в своих взглядах на жизнь ? Каждый человек уверен в том, что свою идеологию он сконструировал сам, но гены дали ему характер, родители воспитание, общество оценку тому, что из этого всего вышло, а культура взгляды на жизнь. Я уже молчу о соотношении участия подсознательного и сознания, где сознания в разы меньше. Человек словно шарик в бильярде, который ударяют кием. Шарик катится сам, но катится с заданной скоростью и по той траектории , что ему указали. Шарик, черт возьми, катится, но по той плоскости, в которую его поместили. Разве шарик свободен? Нет! Человек не начинает внезапно говорить на другом языке ; не начинает уметь то, чего никогда не умел ; человек лишь оперирует тем, что ему уже было предоставлено , и это не оставляет ему вариантов в выборе пути, которым он мог бы доказать свою мнимую свободу.
Читать дальше
