Эллен Фоллен - Изуродованная химера

– Мне действительно не жаль!

Откусываю кусок фрукта и вижу на обратной стороне рваный разрез, словно персик разрезали или надорвали.

Профессор протягивает руку, и я тут же подаю ему материал, о котором он рассказывает аудитории. Моя работа: быть на подхвате, делать мелочи для него, которые станут необходимыми в процессе. Оглядываюсь на шум вошедшей комиссии, три человека из проверки – это слишком много для такой простой лекции. Но потное тело моего профессора напрягается при виде них. Он проводит рукой по лысеющей голове, втягивает дряблое пузо и беспристрастно смотрит на меня. Указательным пальцем тычет в ручку, меня эта позиция рабыни немного раздражает. Но для того, чтобы стать ассистентом на факультете истории, надо дорасти. Пройти все препоны, написать несколько чертовски стоящих диссертаций, и, может, однажды я буду тыкать ручкой в него.

Мужчины из комиссии проходят к свободным местам в первых рядах, пока толстый человек брызжет слюной. По каким критериям он выбирал меня, не понятно, но то, насколько он мне неприятен, не могу передать словами. Упираюсь взглядом в свои записи, чтобы иметь представление, о чем он говорит, краем уха вырываю фразы из контекста. Все это для того, чтобы вовремя включить воспроизведение на экране или подать указку. Студенты университета на его лекциях обычно абсолютно не собраны, наверно, изложение материала неинтересное. Хотя я бы с удовольствием послушала этот же материал из других уст.

Поднимаюсь на маленькую сцену, подключаю прожектор, который воспроизводит на белом экране материал по раскопкам, немного отодвигаюсь в сторону. Указываю на тот или иной элемент, пока профессор рассказывает некоторые моменты. Я практически не смотрю на людей, окружающих нас, во-первых, это запрещено политикой университета, а во-вторых, если я отвлекусь, этот жирный идиот начнёт орать во всю глотку при всех. Терпеть унижения сегодня не входит в мои планы.

Одно дело, когда он орёт при студентах, чем вызывает глупый хохот от них. Другое – комиссия, которая следит за каждым моим движением, может усугубить моё и без того удручающее положение. Я и так живу на птичьих правах в этом городе, а вернуться вместо моего рождения навевает не самые приятные воспоминания о прошлом. Я перетягиваю на себя тяжёлый экспонат, находящийся на столике с колёсиками. Очень тяжело все это двигать по линолеуму, который наспех положили, даже не закрепив. Глыба камня заставляет съёжиться материал на полу и не позволяет двигаться дальше. Обхватываю руками экспонат, хочу приподнять и помочь исправить ситуацию.

– Ты, как всегда, некудыха, – шипит профессор. – Тебе бы мосты подпирать, которые бесконечно разрушаются. Тогда мир знал бы виновного. – Он отталкивает меня рукой, но со стороны кажется, что я сама резко отшатнулась.

Он несколько раз дёргает маленькую каталку и у него ничего не выходит. Бордовое лицо от гнева упирается в меня ненавидящим взглядом. Я опускаю глаза и складываю руки в замок, безвольно опускаю их вниз. Теперь я точно все испортила, едва прикоснувшись. Отхожу в сторону и не держу больше поручень, пусть сам поправляет эту ерундовину. Мне её точно не сдвинуть с места. Со стороны все выглядит немного курьёзно: взрослый мужик пытается подпереть брюхом громадину. Рыхлые руки не могут ни на дюйм оторвать его от плоскости, но мужчина потеет ещё больше, стараясь исправить погрешность. Изначально я говорила, что тележка не утянет этот груз, но ему было откровенно наплевать. Я знаю, на что он злится, но эта наглая свинья не достойна ни одного моего слова. Я столько раз обещала на него пожаловаться за домогательства, что пора бы уже его уволить. Но я уверена, деканат посмотрит на это, как издержки совместной работы и фантазии молодого ассистента. Не знаю, о чем здесь можно фантазировать, когда мужику далеко за пятьдесят, и он только делает вид, что хороший семьянин. А в перерывах лезет под юбку к своему стажёру. Просить, кричать бесполезно, он давит на то, что у него здесь такая репутация, что мне в принципе его не обличить. А учитывая, что мне нужна работа, я обязана держаться за место. И пусть я буду постоянно бегать от него и молчать, меня он точно не получит. С утра он изрядно постарался вызвать моё негодование, когда зажал между шкафом и стеной, за что получил затрещину. Как он вопил при этом, что я буду жить в собачьей конуре, потому что работать со мной никто не станет, и вообще я полное ничтожество. Я взывала к карме.