Александр Сальников - Оленька

– Мне тридцать пять! Дождусь ли божьей кары

Я к тридцати семи, не знаю сам,

Но в тридцать три меня не распинали.

И в тридцать семь, я думаю, едва ли

Меня узнают. Вот где будет срам!

11

Поэты без признания хиреют,

И к тридцати годам уже стареют.

А мне давно не тридцать – тридцать пять!

Но я по-прежнему бесславен и безвестен,

Вот в чем трагедия. Смотри, с тобой я честен.

Мне поздно все сначала начинать…

12

– Нет, нет, Сергей Андреич, вы не правы. -

Она ему в ответ. – Я знаю, нравы

В литературе слишком уж круты.

Пробиться трудно. Все же постараться

Необходимо. Вам нельзя сдаваться.

Вам надо бы в Москву… – "Мечты, мечты.

13

Ведь я и здесь-то никому не нужен.

Какое там – в Москву!.." – "Остынет ужин!!" -

Услышали они. К столу звала

Жена Лаврова. Оля встрепенулась,

Как будто испугавшись, и коснулась

Его руки, и взгляд свой отвела,

14

Вся покраснев. Случаен или нет

Был этот жест, увы, для нас – секрет.

Но он, однако же, сумел смутить обоих.

Тут Оленька нашлась: – Отложим лиру.

Идемте ужинать. Нельзя нам тетю Иру

Заставить ждать. – Вдруг, темные обои

15

Лаврову показались чуть светлей,

Мир – чуть прекрасней, жизнь – чуть веселей.

Неужто все лишь от прикосновения?

Он улыбнулся и послушно встал…

Читатель, помнишь, Пушкин описал

Прекраснейшие чудные мгновения?

16

Вся наша жизнь из них и состоит,

И ими, словно бисером, пестрит,

Как счастлив тот, кто может их заметить.

И легкий взгляд, и чей-то нежный жест…

Но мы свой быт несем, как тяжкий крест.

А почему? Кто может мне ответить?

17

Ведь жизнь – прекрасна! В чем ее винить?

Не нравится, так можно и не жить.

Но если жить – давайте веселиться!

Отпущен нам не столь уж долгий срок,

И, кто его, смеясь, прожить не смог,

Вини себя, тут не на кого злиться…

18

Так вышли к ужину из комнаты они

И в этот вечер больше уж одни

На всякий случай поостерегались

Остаться, чтоб друг другу не сказать

Опасных слов, способных показать

Их чувства. И взглянуть уже боялись

19

В глаза друг другу, чтобы не прочесть

Чего-нибудь такого. Все же честь

Семьи у нас еще на первом месте.

Но, с этих пор иначе стал смотреть

Лавров на Ольгу. Майский вечер сеть

Свою захлопнул. И уже без лести

20

Он видел в ней и ум, и красоту,

И каждую знакомую черту

Ее считал каким-то колдовством.

И даже то, что выглядит подростком,

Его сильней влекло. В наряде броском

Она ему казалась божеством.

1

Признаться, мне б не стоило труда

Унять огонь в груди, и навсегда.

Я потому так заявляю смело,

Что сам почти утратил страсти пыл:

Давно свое отпел и отлюбил,

Но мой герой – совсем другое дело!

2

Итак, поэт влюблен. Не мудрено,

Он к этому итогу шел давно.

И лишь одно тревожило Лаврова:

Как быть с родством? Ведь, как тут ни крути,

А линию жены не обойти -

Ему племянницей считалась Кистенева.

3

И это знали все: весь дом, весь двор.

Лавров стал тих и скрытен, словно вор,

На ком горела шапка. Вот наука! -

Суметь скрывать к племяннице любовь

От всех и от нее самой. И вновь

Гореть любовью. Ведь какая мука

4

Всегда быть рядом, каждый день встречать,

Любить всем сердцем, всей душой желать

И не позволить лишнего словечка!

Какая боль! Но оба влюблены.

Я думаю, тут нет ничьей вины.

Душа – огонь, а тело наше – свечка,

5

Которая с годами оплывает

Что парафин, и тает, тает, тает.

Как, помните, Тарковский написал.

И вот Лавров, чтоб прекратить мучение,

Подумав день другой, принял решение,

Собрался и уехал на вокзал.

6

Там сделал предварительный заказ,

Взяв до Москвы билет. На этот раз

Нацелив на московские журналы:

Вдруг, – богу в уши Олины слова?

Но до отъезда он решил сперва

Письмо отправить другу. Для начала,

7

Чтоб было, где в Москве заночевать:

Возможно, он задержится, как знать,

В столице погостить всегда приятно.

Глядишь, и страсти отойдет накал.

Билет он на восьмое заказал,

Но лишь – туда, не заказав – обратно.

8

Валерка с ним тогда и задружил.

Не потому совсем, что рядом жил,

И вовсе даже не из-за шабашек,

А оттого, что мог через него