– Что сказал Якут?
– Все готово, Вересов ждет, открыто несколько десятков счетов через третьих лиц, схема, по его словам, надежная, но стара как мир. Я, конечно, проверил, путать следы он умеет.
– И как?
– Нормально говорю же.
– Тём, но ты-то все мог сделать лучше.
– Уже поздно что-либо менять.
Мужчина снимает очки, смотрит на меня, провожая взглядом, продолжая громко разговаривать, а я, спотыкаясь о сумку, которая торчит из-под стола, чуть не лечу на пол, но упираюсь в грудь зеленоглазого.
– Ты снова падаешь ко мне в руки, да, птичка?
Он весь мокрый, по лицу стекает вода, моя белая блузка моментально намокает и липнет к телу. На талии крупные ладони, в висок горячее дыхание и хриплый голос. А мои пальцы обжигает его гладкая кожа.
– Извините.
Опускаю взгляд, мотыльки под ребрами сходят с ума, заглушая биением крыльев стук моего сердца.
– Да я еще ничего и не сделал.
– Классная девочка, да? Ты помнишь нас малышка?
Второй мужчина так неожиданно оказывается сзади, его руки скользят по плечам, чуть сжимая их.
Ни в одной инструкции не написано, как себя вести в таком случае. Я не могу ответить грубо, не могу послать, я не имею права дернуться, психануть и уйти.
Моя работа – делать все, чтобы клиенту нашей компании было комфортно в полете. Мы обслуга, пусть звучит грубо, но это так и есть. У бортпроводника бизнес-авиации не может быть плохого настроения, болеть голова и быть недовольное выражение лица. Только приветливая улыбка и стремление выполнить с энтузиазмом любое желание клиента.
– Мне нужно сервировать стол, сейчас будет обед.
Если я начну кричать, пилот, конечно, выйдет, неизвестно как Курапов или Олег себя поведут, но у них тоже есть четкие инструкции, в каких случаях можно вмешиваться, а в каких нет. Но судя по настроению первого пилота, драки на борту будет не избежать.
Мой мозг лихорадочно мечется в поисках решения этой ситуации, скандал не нужен никому, мы все трое останемся без работы, без очень хорошей работы, которую каждый из нас вырвал с мясом у других. Не так просто сдать все тесты и нормативы, подмазаться к руководству и доказать свою надежность, профессионализм и стрессоустойчивость.
Отпахав перед этим несколько лет в гражданской авиации, обслуживая чартеры в Турцию и Грецию, с полупьяными неадекватными людьми и орущими детьми на борту. Ты четко знаешь, что после любого прокола на твое место тут же придет другая или другой, а о тебе уже никто не вспомнит.
Пытаюсь отстраниться, но мне не дают, я зажата между двух мужчин в проходе, справа диван со сваленными на него сумками. Цепляюсь взглядом за открытый замок, во рту скапливается горечь, руки моментально холодеют, отвожу взгляд, потому что лучше бы я не видела, что лежит в них.
Деньги.
Много пачек оранжевых купюр, перемотанных банковскими лентами.
Восемь спортивных сумок, набитые ими под завязку.
Мужчина улавливает мой взгляд, улыбается краешком губ. Интересно, мы вернемся обратно живыми, а не в цинковых гробах?
– Ты помнишь нас или освежить твою память? «Сайгон», приват, Игорь трахал тебя раком, а потом ты кончала на моем члене, терлась и извивалась как голодная сучка.
– Конечно, она все помнит. Нам, Шульгин, просто несказанно повезло, я думал, будет долгий утомительный полет, а тут такая лялька, наша милая страстная птичка.
Помню их имена, как они обращались друг к другу. Игорь и Артём, зеленоглазый здоровяк и маньяк-интеллектуал с модной стрижкой.
– Громов, может, к черту обед? Яйца ломит, как трахнуть ее хочу. Я помню, как она текла на моем члене. Покажи, какая ты мокрая, девочка.
Он трется эрегированным членом о мою поясницу. Игорь гладит по лицу заглядывая в глаза, а мне хочется плакать от своей беспомощности. Руки Артёма уже задирают узкую юбку, меня сейчас реально трахнут прямо здесь, на этих сумках с деньгами. Сжимаю зубы так, что ломит челюсть, судорожно выдыхаю.
Не могу определить свои эмоции и понять, каких больше. Страх, непонимание, желание на уровне инстинктов пасть рядом с сильными самцами или кричать во весь голос о том, что так делать нельзя.
Мотыльки, кажется, зависли на одном месте, а я перестала дышать.
– Ну и чего ты так испугалась? Думаешь, мы сейчас поставим тебя раком и трахнем во все щели? И никто тебе не поможет, даже если будешь кричать? А кричать ты будешь, очень громко кричать. Может, позовем еще и капитана?
– Какого капитана?
– Пилота нашего немерено дорогого самолета.
Читать дальше