Виктор Рябинин - Бред сивой кобылы

Справедливости ради надобно заметить, что мои планы не всегда претворялись в жизнь. Но я с уверенностью могу констатировать, что благодаря моим скромным потугам и при моём-то кнутовище, отцы семейств значительно чаще радовались увеличению рода, нежели до моего прибытия в их края. Я же долго оставался в тени, тихо веселясь за счёт счастливых мужей и их плодовитых жён.

Моё смиренное и безоблачное бытиё, если не считать карканья единокровного пастуха и приставаний Сисинии, продолжалось до тех пор, пока я не нарушил одиннадцатую заповедь, призывающую не членоугодничать в близкой к тебе среде обитания. И, как говорится, первый же сэндвич вышел комом.

Мисс Сара Блин, будущая счастливая от меня мать и ближайшая соседка по ранчо, неосторожно застала меня в более чем объятиях своей маман. Разразился семейный скандал, так как миссис Блин тоже видела во мне приёмного отца своего будущего чада. От частого, по причине соседства, общения, мы знали друг друга достаточно хорошо не только в лицо. Поэтому я наскоро утешил их как мог, одарив ласковым словом и кое-чем из одежды. Времени для ликования от приятной семейной встречи было в обрез, поэтому я умело канул в ночь на горячем скакуне, прикрывшись уздечкой.

Не прошло и суток, а чёртов Блин с сыновьями и сердобольными соседями уже штурмовали наш дом с примкнутыми не на шутку штыками. Тяжело бы пришлось моему папашке, кабы не моя сообразительность и желание с честью выбраться из затруднительного для него положения.

В то время как разъяренный неприятель попирал, можно сказать, мою колыбель, я уже мчался на лихом и злобном жеребце по кличке Раздолбай Четвёртый к Восточному побережью. Так вышло, что три первых Раздолбая самостоятельно сбежали в прерии от моего родителя ещё в годы нашего гнездования на Западе, а вот вместе с четвёртым слинял и я подальше от родных пенат. Так уж вышло, что вспоминать! А женская честь – дело добровольное, и хотя за неё можно было бы пострадать в пределах разумного, однако недавнее ограбление церковной кассы, слухами приписываемое мне, никаких лавров в этих краях уже явно не сулило. Поэтому я с лёгким сердцем покидал неуютное становище, свято веря в свою счастливую звезду.

В Нью-Йорке я без особого труда нанялся квартирмейстером при штурвале на бригантину «Счастливое избавление», которая с грузом скобяных товаров отправлялась к берегам Индии. Отныне меня ждал весь мир, открывая новые заманчивые горизонты, и моя девятнадцатая весна, по всем приметам, обещала быть щедрой на удачу от случая к случаю.

В благословеннейшем XIX веке, ближе к его концу, Индия представляла собой небольшую, если судить по количеству джентльменов на душу туземного населения, но чрезмерно избалованную войнами и восстаниями страну. И причиной тому были то ли непомерная дикость местного населения, то ли безоглядная доверчивость белого человека. Хотя, вполне могло быть, что виной всему служили благоприятные для ведения вооружённых конфликтов климатические и погодные условия. Точно не скажу, но только прибыл я на Индостан в самый разгар очередной разборки англичан с коренным населением Бенгалии. Нана-Шах, наследик древней империи моголов и он же император Дели, возглавил очередное проявление недовольства сипаев и захватил было почти весь Декан, оставив англичанам Калькутту, Бомбей и Мадрас. Нанеся своими необдуманными действиями кровную обиду Ост-Индской Компании в целом и генерал-губернатору Индии сэру Вильяму Джону Лоуренсу в частности, туземцы, естественно, напросились на очередное повышение налогов и незамедлительные карательные экспедиции сынов Альбиона. Королева Виктория, да и весь цивилизованный мир, в очередной раз убедились в необходимости твердого правления на полуострове, без всяческого попустительства не только низшим кастам, но и притворно законопослушным раджам и браминам.

Массовые расстрелы сбили воинственную спесь с сипаев и сигхов, даже несмотря на то, что проводились весьма гуманно и без особого загрязнения окружающей белого человека природы. Правда, приходилось неэкономно расходовать целый пушечный заряд на одного аборигена, привязанного к орудию, но зато достигался потрясающий зрительный эффект. Далеко не тот, что при грубом использовании картечи по толпе оборванцев. Сэр Лоуренс любил шутить по этому поводу:

– Хорош тот сипай, который не подлежит реставрации.