Уильям Берроуз - Призрачный шанс

Специалист по эволюционной биологии, Мертвый Джо намеревается ниспровергнуть два биологических закона, и таким образом взломать коды традиционных цепей причины и следствия, контролируемых тем самым "Советом" из "Призрачного Шанса", или какими-нибудь Кеннетами Дартсами, укрывшимися на своих яхтах, и ожидающими того момента, когда их мозг обретет коллективное бессмертие в одном охлажденном сосуде доктора Бенвея. Первый закон состоит в том, что гибриды получаются только в среде очень близких между собой особей. Второй, что при каждой ступени эволюции биологическая мутация обязательно безвозвратна и непоправима. Монстроидный Мертвый Джо, в котором нет ничего человеческого, врывается в этот участок времени и пространства, привнеся в него странное знание из мира по ту сторону Смерти. "Его единственная "дорога жизни" - любовь к животным. Кошки видят в нем своего друга".

Развоплощенный призрак Мертвого Джо незримо перекочевал на страницы "Призрачного Шанса", присутствует в каждой строчке, хотя и не проявляет себя буквально в словах. Его "убийственной целеустремленности" оказывается недостаточно, чтобы достигнуть "Западных Земель", того самого Ангелланда Джона Ди из романа Густава Майринка "Ангел Западного Окна". Но Джо, он же сам автор, сохраняет способность путешествовать во времени, избегая косного детерминизма порочных цепей причины и следствия, позволяющих Совету и людям, подобных агенту Мартину в "Шансе", полковнику Гринфилду из "Мертвых Дорог", и прочим Shits, сохранять свою власть. "Я направлен в прошлое", - говорит Берроуз в "Городах Красной Ночи". И в "Призрачном Шансе" он снова оживляет образ Капитана Миссьона из первого романа трилогии. История безуспешной попытки создать в восемнадцатом веке колонию, существующую по либертарианским, или вольным принципам, причудливо переплетается с миром животной невинности, так привлекавшего Мертвого Джо в "Западных Землях". Фантазия прошлого, создавшего настоящее, поиск отвергнутых когда-то в далекой древности альтернатив, последних, потерянных или просто других возможностей человеческого развития. Если бы Капитану Миссьону и ему подобным удалось добиться успеха, мир мог быть несколько иным. Но сейчас "просто не осталось свободного места". "Слишком много актеров, - писал Берроуз, - и слишком мало действия". "Ваше право жить, где вам хочется, в компании, которая вам по душе, с законами, с которыми вы согласны, умерло в восемнадцатом веке с Капитаном Миссьоном. И только чудо или катаклизм могли возродить его". ("Города Красной Ночи").

Признание в "Западных Землях", что бой временно проигран, и "вот я нахожусь в Канзасе со своими кошками, как почетный резидент с планеты, которая погасла много световых лет назад", вновь уступает место отчаянной атаке на Бастионы Координационного Совета по Безопасности Личности. Сама природа восстает против него, сметая чужеродных, может даже инопланетных оккупантов, имплантировавших свои вирусы в некогда невинные существа, превративших их в рабов, озабоченных лишь сохранением своего скользкого благополучия. "Призрачный Шанс" можно сравнить с тем состоянием, когда истекающий кровью безоружный воин из последних сил отрывает чеку на гранате врага, окончательно уверовавшего в свою победу и потерявшего бдительность.

"В мире магии ничего не происходит, пока кто-то не захочет, чтобы что-то случилось - существуют конкретные магические формулы для проводки и направления воли, - напишет Берроуз в своем эссе "Падение Искусства". Предназначение писательства в том, чтобы заставить событие произойти". Язык, как он рассматривал его, был самым подлым образом поставлен на службу врага, это была та самая "последняя полицейская засада", по выражению Хантера Томпсона - на Западе язык стал "вирусом слова", "мертвым сердцем машины контроля". Всеобъемлющий эксперимент Берроуза с различными техниками письма был предназначен для освобождения Западного сознания от своей собственной формы самовыражения, от языка, который мы думаем, что используем, но на самом деле он использует нас. "Писатели - очень могущественные маги, говорил Берроуз. - Они могут писать и "не писать" ("очередь Мастера Пустой Страницы, доступной лишь посвященным") сценарий фильма реальности". "Мы создаем правду, - записал он в своем дневнике незадолго до своей смерти. Никто, кроме нас, ее не создает. Нет никакой правды, кроме той, которую мы бы не создали... Пробей дыру во лжи... "ради магических окон, открывающихся на пену опасных морей в сказочных землях покинутых". (Китс).

Читать дальше