Елена Корджева - О людях, собаках, кошках и других (сборник)

Обнаружить причину волнения Рекса сразу ей не удалось. Видно было, что пёс нервничает и смотрит в сторону ворот, но подозрительного ничего не обнаруживалось. И бабуся нехотя потянулась к воротам.

Какой-то звук, слабо звучавший в вечернем тумане, заставил её прибавить шаг. Открыв ворота, она едва не наступила на виновника переполоха.

Малыш, крохотный маленький котёнок, дымчатый с острым хвостиком, лежал почти у самых ворот и плакал. То ли цвет котёнка, то ли туман сыграл свою роль, но имя к нему прилипло сразу и насовсем.

– Откуда ты взялся, Дымка?

Бабуся взяла плачущий дрожащий серый комочек и заозиралась по сторонам.

Действительно, взяться котёнку было неоткуда – вокруг хутора километра на три никакого жилья нет, а самому ему такое расстояние преодолеть точно не под силу. Ну да, неважно, то ли подбросил кто, то ли ещё как, но малыш уже здесь, голодный, замерзший и испуганный. И с этим надо что-то делать.

Ну, на ферме с коровами, уж конечно, хватит молока для одного крохотного котёнка. Так что чем кормить вопрос не стоял. И бабуся понесла спасать горемыку в дом.

Мурис, должно быть, обалдел, когда со своего наблюдательного поста обнаружил, что он больше не единственный в доме кот. Вид из окна его больше не интересовал. Два зелёных глаза пристально наблюдали из-за герани за суетой, которую принёс этот маленький плачущий чужак. Ибо котёнок продолжал плакать. Быстренько соорудив что-то вроде соски из ветоши, которой всегда немало в старом доме, бабуся принялась кормить малыша. Чмокал он с аппетитом, изголодался, как видно, у ворот. Когда же с едой было покончено, встал вопрос о «квартире» для нового жильца. Старый ящик и ворох ветоши – вопрос с домом решился тоже быстро. И бабуся, устроив ящик с малышом понадёжнее, отправилась на кухню выпить чаю после такого потрясения.

А котёнок продолжал плакать. То ли ему было холодно, то ли страшно, то ли, как это бывает у малышей, болел животик, то ли были ещё причины, но плач не прекращался.

Мурис долго сопротивлялся. Неизвестно, какими кошачьими словами он уговаривал себя, что это – не его дело, но минут пятнадцать он сидел в своих «джунглях», делая вид, что его – Главного Кота в доме – всякая мелочь не касается.

Но, как говорится, «сердце – не камень». И сердце Муриса всё-таки не выдержало этого жалобного плача. Замашки усатого «мачо» уступили место суровой необходимости. Лениво он спрыгнул с подоконника и направился к ящику, откуда раздавался плач. Шёл он медленно, «нога за ногу», всеми силами демонстрируя сам себе и возможным зрителям нежелание вмешиваться, до последнего надеясь, что кто-нибудь подойдёт раньше и избавит его от необходимости что-то делать. Но… Ничего не случилось, на помощь больше никто не спешил.

И нужно было брать на себя ответственность. Ответственность взрослого кота за маленького, пусть и чужого, но уже «своего», пахнущего домом и молоком котёнка. И Мурис залез в ящик. Первым делом он взялся за гигиену и начал вылизывать малыша. Вылизывал долго и старательно, как видно, решив, уж если взялся, делать своё дело хорошо. Котёнок, испугавшись и заплакав поначалу громче, вскоре притих и не сопротивлялся. Очевидно, в отношении чистоты никаких разногласий не возникло.

Но едва Мурис завершил процедуры, котёнок захныкал снова. Судя по всему, усталый и напуганный, не мог он уснуть без мамы.

Да… Было видно, как Мурис решает для себя проблему: «Что же дальше делать с этой хнычущей мелочью?» С одной стороны, статус Главного, которому не подобает вовсе, что называется, «лапы марать», но с другой стороны – а что делать-то? К тому же, однажды взятая ответственность – вещь постоянная. Так что Мурис принял решение. Аккуратно взяв котёнка за шкирку, он уложил его поудобнее в мягкой подстилке и… придавил лапой. То есть он и рядом не лёг, но в то же время обозначил присутствие и защиту взрослого для малыша.

И котёнок перестал плакать. И почти сразу заснул, крепко и сладко, как засыпают уставшие дети.

А Мурис, внимательно посмотрев вокруг своими зелёными глазами, тихонечко убрал свою большую и, как оказалось, добрую и надёжную лапу, вернулся в свои «джунгли» и принялся внимательно разглядывать тёмный уже двор, старательно делая вид, что ничего и не произошло, и мелочь эта кошачья не волнует его совершенно.

Весь поглощённый созерцанием тёмного двора, он только слегка оглянулся на вошедшую в комнату бабусю – не видела ли она его позора. Но нет, бабуся ничего не заметила. Так что никакого урона кошачья честь не потерпела.