Владимир Круковер - Старая собака

В квартиру Роза вошла на цыпочках. Вежливо приблизилась к хозяйке. Кусочек сахара взяла деликатно, одними губами. (Потом мы узнали, что сахар она терпеть не может). Схрумкала его. Легла на коврик. Поблагодарила хвостом и расслабленно прикрыла глаза.

Уже через месяц, она вошла в тело, шерсть лоснилась от сытости и спокойной жизни, глазенки стали озорными и доверчивыми. Забот она не доставляла никаких: гулять ходила всего раз в сутки, сопровождения не требовала. Уж чего–чего, а самостоятельности ей было не занимать.

Как–то старая знакомая уговорила отдать собаку ей. Мы одели Розе на шею громадный бант голубого цвета и повезли на машине в другой конец города.

А еще через десять дней Роза вернулась. Замерзшая, грязная, с четким скелетом под свалявшейся шерстью, ждала она нас в подъезде. Подползла на животе, умоляя нагноившимися глазами. «Недорозумение произошло, — шептали эти глаза, — вы, наверное забыли меня в той чужой квартире».

Как нашла Роза дом, каким образом запомнила дорогу в стремительной машине, чем руководствовалась, возвращаясь?!

Потом жила Роза с нами долго, много загадок загадала своим поведением, много радости доставила своим существованием. Что–то забылоь, что–то помнится.

В маленьком преданном существе было что–то непомерно важное, вырывающее из привычного и заставляющее человека напряженно думать.

Но человек есть человек, извечная суета заедает его, задумчиво почесывая собаку за ухом, он рассуждает о трудном завтрашнем дне, о семейных неурядицах. И только нечто из ряда вон выходящее приковывает внимание к «меньшему члену семьи». Но ненадолго. За пять лет совсем забылось Розино возвращение, а в остальном она вела себя достаточно обыденно.

Потом изменилось многое. Чувствовала ли она надвигающийся переезд или только напряжение в доме? Хуже стала есть, на улицу просилась только по необходимости и сразу бежала обратно. По дому ходила тихо, не шалила, вопросительно заглядывала в глаза.

Уже нашли ей нового хозяина, человека хорошего, познакомили их, уже собирались передать Розу ему совсем, как обнаружили, как пропала собака исчезла.

Искали долго: любили, привязались, хотели, как лучше — не нашли.

А на вокзале перед самым отходом поезда вдруг увидели ее и не сразу узнали, не сразу поверили.

Роза стояла в пяти шагах от движущегося поезда. Стояла напряженно, скованно. Смотрела на узкую площадку тамбура, где взмахивали руками, бестолково гомонили предавшие ее люди. В глазах собаки что–то стыло, но что — не разглядеть.

А поезд набирал скорость, маленькая рыжая фигурка таяла, исчезала.

К. Лоренц рассказывает.

«Если взять в дом пса неодомашненного представителя собачьих и растить его как собаку, легко можно вообразить, будто потребность дикого детеныша в заботе и уходе равнозначна той пожизненной связи, которая существует между большинством наших домашних собак и их хозяевами.

Пленный волчонок обычно бывает робким, предпочитает темные углы и явно боится пересекать открытые постранства. Он в высшей степени недоверчив к посторонним людям, и если такой человек попробует его погладить, может яростно и без всякого предупреждения вцепиться в ласкающую руку. Он уже с рождения склонен кусаться от страха, но к хозяину привязывается и полагается на него точно так же, как щенок.

Если речь идет о самке, которая при нормальном ходе событий, вырастая, начинает воспринимать самца–вожака как «хозяина», опытным дрессировщикам иногда удается занять место такого вожака в тот период, когда детская зависимость самки сходит на нет, и таким образом обеспечить ее привязанность и в дальнейшем.

Один венский полицейский сумел добиться такой преданности от своей знаменитой волчицы Польди. Но того, кто воспитывает волка–самца, ждет неминуемое разочарование — как только волк становится взрослым, он внезапно перестает подчиняться хозяину и держится абсолютно независимо.

В его поведении по отношению к бывшему хозяину не появляется ни злобы, ни свирепости — он по–прежнему обходится с ним, как с другим, но ему больше и в голову не придет слепо повиноваться хозяину, и, возможно, он даже попытается подчинить его себе и стать вожаком. Учитывая силу волчьих зубов, не приходится удивляться, что эта процедура приобретает иногда довольно кровавый характер.

Что же произошло с моим Динго, которого я взял на пятый день его жизни, подложил к кормящей собаке и воспитывал не жалея времени и сил. Эта дикая собака не пыталась подчинить меня себе или искусать, но, став взрослой, она постепенно утратила прежнюю послушность, причем происходило это весьма любопытным образом…