Клайв Винн - Душа собаки. Как и почему ваша собака вас любит

В ситуации, подобной этой, когда в игре присутствует только один объект, большинство собак вряд ли обратит внимание на уникальный голосовой ярлык, используемый человеком по отношению к этому объекту. Но к тому времени, как я с ними познакомился, у Чейсер уже был трехгодичный опыт игры с Джоном, который время от времени усложнял игру, предлагая собаке отыскивать сразу несколько названных предметов. Он награждал ее возможностью поиграть в догонялки, если она приносила тот предмет, который он называл. Внимание собаки было сконцентрировано на каждой команде человека, поскольку за правильным ее выполнением непременно следовало поощрение, в какой бы форме оно ни выражалось.

Читатель, у которого есть собака, очень любящая игру в догонялки, и который обладает большим количеством свободного времени, может попробовать эту схему дрессировки и увидеть, насколько получится расширить словарный запас его питомца. К сожалению, моя Ксифос не интересовалась погоней за игрушками, если ее никто не преследовал, но я не настолько большой поклонник спортивных упражнений, чтобы попытаться научить собаку определенной лексике, гоняясь за ней по заднему двору три часа подряд.

Так что же на самом деле демонстрирует дрессировка Чейсер? Она показывает, что собака может провести ассоциацию между звуком, как, например, «штуковина», и предметом, и она знает: ее наградят за то, что она принесет этот предмет Джону. Такая форма ассоциирования вещей считается одним из основных строительных блоков интеллектуального поведения и встречается у всех видов животных, на которых когда-либо проверялась эта способность. Действительно, ассоциация является формой условного рефлекса, открытой великим русским ученым Иваном Петровичем Павловым более 120 лет назад и названной его именем.

Именно огромное количество звуков, которое Чейсер ассоциирует с определенными объектами, и делает ее исключительной. Добавление большего числа элементов в словарный запас Чейсер демонстрирует способность ее долгосрочной памяти, но не добавляет реальной интеллектуальной сложности к тому, что она делает. Поразительный словарный запас собаки является абсолютным свидетельством терпения Джона при ее дрессировке и желания самой собаки продолжать работать час за часом, день за днем, год за годом.

Это сказано не для того, чтобы преуменьшить достижения Чейсер, а просто чтобы рассматривать их в соответствующем контексте. Широкий спектр видов животных показал свои возможности создавать ассоциации, и некоторые из них, как выяснилось, демонстрируют прямо-таки подвиги при проявлении когнитивных способностей. И они намного более значимы, чем выстраивание ассоциаций между специфическими звуками и конкретными предметами (не говоря уже о проведении ассоциации между указательным жестом и кусочком пищи).

Так, голуби могут определить, что нарисовано на картинке: стул, цветок, машина или человек; дельфины понимают грамматику; пчелы сообщают своим товаркам о направлении и расстоянии до обнаруженного ими во время вылета медоноса и о его качестве.

Насколько мне известно, собаки не обладают ничем подобным. Более того, многих других животных можно надрессировать на выстраивание ассоциаций между действиями человека и результатами, что позволяет им, по-видимому, «считывать» намерения в поведении людей. Вероятно, наиболее удивительный пример этого (и, конечно, мои фавориты) — летучие мыши. Мой ученик Натан Холл (ныне профессор Техасского технического университета) провел исследование, дублирующее проведенную нами с Моникой Уделл работу, которая показала, как собаки следуют указательным жестам человека. Но Натан в отличие от нас работал с летучими мышами в заповеднике во Флориде. Эксперименты были в принципе такие же, какие мы ставили с собаками и волками. Основное различие заключалось в том, что вместо хождения по полу летучие мыши передвигались по проволочной сетке, натянутой вместо потолка в их помещениях. Следовательно, Натан указывал вверх на контейнеры, подвешенные к проволочному потолку, а не вниз на контейнер, стоящий на земле.

Этот эксперимент был особенно полезен для понимания того, что именно позволяло животным следовать человеческим жестам — генетическая наследственность (филогенез) или жизненный опыт (онтогенез), потому что примерно половина летучих мышей родилась и росла в заповеднике с матерью, а других туда подбросили люди, самостоятельно вырастившие их. Они просто хотели иметь дома небанальных питомцев. (Как и из большинства неодомашненных видов, из летучих мышей получаются паршивые ручные зверушки, и рано или поздно их хозяевам надоедает постоянно собирать повсюду мышиный помет и они избавляются от питомцев любыми способами).