К. Глиер - Твой друг (Сборник по собаководству, 1973 г.)

в Ленинграде на территории Института экспериментальной медицины — собаке, служащей науке;

в Осака в Японии — упряжке ездовых собак, оставленных экспедицией в Антарктиде;

в Барго-Сан-Лоренцо в Италии — Верному, который 14 лет каждый вечер упорно ходил к поезду встречать хозяина, убитого на войне;

в Эдинбурге в Шотландии — собаке, которая после смерти хозяина прожила на могиле пять лет и там умерла.

Милютин обрадовался, увидев зимовье. Он погладил крутой лоб Урмана и сказал ему:

— Жилье… Теперь мы с тобой обогреемся, обсушимся…

Урман понимающе завилял хвостом. Ему надоела дорога. С первых теплых дней они с хозяином идут по тайге.

Милютин подошел к двери зимовья и постучал. К оконцу приникло чье-то лицо, и Милютин почувствовал на себе пристальный взгляд. Карманы его штормовки оттопыривались. Он положил в них полевые книжки и образцы. Ему нужно было освободить рюкзак. Когда кончились продукты, они с Урманом свалили медведя. Его летняя шкура, разумеется, была бесполезной, но мясо оказалось душистое и вкусное — нынешнее лето в тайге было ягодным.

Милютин отрезал медвежье бедро и носил его с собой. Бедро было очень тяжелым. Он стер себе плечи в кровь.

На коротких привалах они с Урманом ели вкусное мясо и облизывались…

Дверь открылась, и Милютин увидел старика-манси. Старик курил трубку.

— Здравствуй, отец, — сказал Милютин, вдыхая носом сытный запах самосада.

— Страствуй, — ответил старик и рукой, в которой держал трубку, указал в избу. — Сахати в том.

— Пойдем, — сказал Милютин Урману, и они вошли в избу. Старик затворил за ними дверь.

Милютин почувствовал слабость от тепла и кислого запаха шкур. Посреди избы стояла печь. На печи сидела старуха, наверное, жена старика, и набивала патроны. И порох и дробь она сыпала «на глазок».

— Сатись к печке, сатись, — пригласил старик.

Милютин сбросил рюкзак, снял с плеча ружье. Сел на пол перед заслонкой, поджав под себя ноги. Урман устроился рядом.

Старик-манси поднял с пола рюкзак с медвежьим бедром, и Милютин поразился его силе. Старик пощупал рюкзак и спросил:

— Аю?

Милютин кивнул головой.

— Стрелял? — спросил старик, принюхиваясь к мясу.

— Давно стрелял. Соли нет, отец…

Милютин и сам знал, что мясо начинает попахивать. Старик оттащил рюкзак в угол. Потом вынул изо рта трубку и дал ее Милютину, вытирая рукавом мундштук. Милютин жадно затянулся. Старуха с печи протянула ему медвежью шкуру.

— Ого! — сказал Милютин. — Зимняя?

— Симний, симний… Сам стрелял, — старуха показала на мужа.

Милютин постелил шкуру на пол и лег, стащив с ног сапоги. Деревья за окном начали терять очертания. Он курил, ни о чем не думая. Старик сел рядом на корточки и обратился к Урману:

— Тепя как софут?

— Ррр, — ответила собака.

— Сиди, — приказал Милютин. — Его зовут Урман.

— Урман — тайга!

— Вот в честь тайги я и зову его Урманом.

— Тайга — урман, сопака — урман… — пробормотал старик. Манси дотронулся до собачьей морды морщинистой рукой. Урман хотел огрызнуться, но передумал. Сухая рука старого манси напомнила ему что-то. Милютин заметил это и сказал старику:

— Было бы неплохо выпить чаю, отец.

Старик сказал что-то жене, и она спустилась с печи.

Урман родился и вырос в тайге. Он жил в избе у самого берега реки. Его первый хозяин был слишком стар, чтобы охотиться. Он рыбачил. Иногда кормил Урмана сырой рыбой. Но обычно Урман сам добывал себе корм. Ни одна здешняя собака не умела так быстро и бесшумно придушить жертву.

Милютин выменял Урмана на двустволку, английский бокфлинт с пистолетной ложей, и никогда не жалел об этом. Когда они спали рядом, он не знал сновидений. Если Урман ломал когти, Милютин ухаживал за ним, как за ребенком.

Старуха принесла кастрюлю брусничной водки. Милютин выпил. Старик пить отказался.

— Кушай, кушай, — сказал старик.

Старуха достала плошку с медвежьим салом и зажгла ее. Тусклый свет заполнил зимовье. От плошки она прикурила свою трубку, такую же черную и обкуренную, как у старика.

«Как, должно быть, одиноко зимой этой семье манси», — подумал Милютин.

Старик курил трубку. Старуха тоже курила трубку. В печи хрустели дрова.