Елена Мычко - Про волков, собак и кошек

А за эти пять минут мы успели вылететь, не одеваясь, в домашних шлепанцах во двор, поскольку в избе заперт десятимесячный Дахмат [27] См. «Юный натуралист». , а в вольерах, примыкающих к ней, стоят кобели Муштари [28] См. «Два одиночества». и Урток [29] См. «Стыдно-то как!» .

Пламя вырывалось из окна рядом с входом. Сама дверь и терраса еще не горели. Мы подбежали к крыльцу, пламя заплескалось совсем уже бешено и будто даже злорадно, мол, как насчет «в горящую избу войдет»? Лариса остановилась, пытаясь пересилить страх, — она в свое время получила очень тяжелые ожоги. Я крикнула ей: «Стой здесь, я сама!» и попыталась проскочить через кухню в зал, где и сидел Дахмат. Жар, даже не само пламя, ударил в лицо так, что стало ясно: этот метр через кухню мне не проскочить. Схватила топор, слава богу, что он стоял на самой террасе, — и в выгул: там окно и маленькая дверца во двор. Дверь, понятно, заперта изнутри — обухом вышибаю стекло и кричу кобелю, мол, прыгай, спасайся. В выбитое окно медленно выплывают пласты дыма, а пес не подает никаких признаков жизни. В панике пытаюсь выбить топором и дверцу, но Лариса явно соображает лучше: она просто открывает засов, просунув руку через оконный проем.

Путь свободен: «Дахмат, Дахмат, да выходи же ты!» Тишина, все затянуто дымом. Мельком оглядываю потолок — вроде бы огня нет — и влетаю в избу. Ни черта не видно, дым ест глаза, принимаюсь обшаривать все углы и пространство под лежаком. Наконец-то, вот он! Забился в самый дальний угол, свернулся в клубочек и не шевелится. Хватаю за шиворот и волоку к двери — так он, дурень, с перепугу еще и упирается. Но, слава богу, увидев уличный свет, вылетает пулей во двор. Захлопываю дверь, кричу: «Я буду выпускать кобелей, а ты их куда-нибудь распихивай!»

Теперь к Муштари, у его вольеры уже занялся дальний край крыши. Здесь, к счастью, без проблем, просто открыть дверь. А Лариса уже перехватывает ошалевшего зверя на водилку.

Оглядываюсь: вольера Уртока в стороне, но все равно близко, и к тому же пламя ползет по силовому кабелю, провешенному как раз по наружной стене. Вывожу и его, но дальше-то как быть?! По счастью, рабочий уже отключил общий рубильник и, чуть не силой отобрав у меня топор (Вот как? Я все еще с ним бегаю?), перерубает проклятый кабель.

Уф… Понятно, что избу нам уже не спасти, можно спокойно одеться и покурить. О, крыша провалилась. Лариса говорит: «Жалко-то как, я же только вчера перетаскала с Виталькой машину опилок на террасу: пропали опилки!» Смеемся с облегчением и отходим подальше, а вот и пожарные, целых три расчета, ну и зеваки набежали. Вот же не лень людям машины бросать на дороге, чтобы полюбопытствовать на чужое несчастье.

— Чего горит-то — дом?

— Нет, хозблок…

— А-а-а… (чуть разочарованно).

— И не сгорел никто?! — (А это чуть ли не с надеждой… Блин, уроды, что вам тут — утренний выпуск новостей по телику, что ли?)

— Нет, он нежилой!

— У-у-у… — (Теперь уж точно разочарованно: всего-то делов — пожар и никаких трупов — обидно, да?!)

Командир пожарных спрашивает настойчиво, этот хоть по долгу службы: «Точно никого в помещении не было? Запах…» — он заминается. А ведь точно, воняет горелым мясом и шерстью. Объясняем, что в избе стояли холодильники с мясом для собак и хранились мешки с вычесанной в линьку шерстью. Командир вздыхает с явным облегчением и спрашивает, мол, а сами-то собаки? Вот ему явно никаких трупов не нужно: ни людских, ни звериных, наверняка уже насмотрелся. Объясняем, что успели всех вывести. «Эвакуировали, значит, ну молодцы!» — и принимается командовать, как правильно растащить горящие бревна.

Через полчаса все закончено, обугленные развалины еще дымятся, но огня нигде нет. Пора бы подумать, куда мы денем двух кобелей, оставшихся в зиму без крыши над головой, да и позавтракать бы не грех, но сначала все-таки покурить!

Вот так оно и было. У кобелей теперь новые вольеры, у щенков — новый щенятник, Дахмат — бодр и весел, только панически боится запаха дыма, а мы с Ларисой по-прежнему курим. Мы с ней точно знаем, что и от вредных привычек бывает огромная польза!

Самый разгар «бешеной перестройки» — 93-й год: каждый выживает как умеет, состояния делаются и проживаются только что не за неделю. Впрочем, меня это касается постольку, поскольку есть стабильный спрос на среднеазиатских овчарок. Благодаря чему я могу с удовольствием разводить эту еще новую для меня, но уже очень любимую породу. Занимаюсь я ею вплотную неполных четыре года [30] Точнее, первые среднеазиаты у меня были еще в 70-х годах, но тогда как-то не впечатлили. См. «Циркачка». , но уже очарована, и похоже, на всю оставшуюся жизнь. Наконец-то я нашла собак, которые по интеллекту, поведению, силе и красоте равны любимым мною, но, увы, навсегда утраченным волкам.