Я уяснила этот урок и для себя, потому что наш брак медленно распадался. Может, дело было не в медленности, а в том постоянстве, которое убивало. Каждый день чуть хуже, все больше непредсказуемости, пока, наконец, ты не начинаешь делать вещи, которые, как тебе казалось, никогда не сделаешь. Как-то вечером я искала продукты на кухне и нашла чековую книжку. Это был тайный банковский счет, который Уэлли открыл для себя. В два часа утра я включила газовую горелку и, вырывая чеки один за другим, сожгла их. На полпути я подумала: «Нормальный человек не должен так жить».
Но я осталась. Я была предельно измотана. Эмоционально опустошена. Моя уверенность стала давать сбои. После операций я была физически слаба. И испугана. Но не настолько, чтобы решиться на перемены.
Последний год оказался самым худшим. Было так плохо, что я даже не могу припомнить подробностей. Весь этот год стал черным для меня. Уэлли приходил домой не раньше трех часов утра, и, поскольку мы спали в разных комнатах, я его вообще не видела. По утрам он рано уходил из дома, и я даже не знала, куда он направляется. Его выставили из семейного бизнеса, и наша финансовая ситуация из плохой становилась невыносимой. Мать и отец высылали мне сколько могли. Затем они обратились к другим членам семьи и собрали несколько сотен долларов. Когда эти деньги кончились, нам с Джоди нечего стало есть. Две недели мы жили на овсянке и только на овсянке. Наконец я пошла к матери Уэлли, которая, я знала, осуждала меня за состояние сына.
— Сделайте это не для меня, — сказала я, — а для своей внучки.
Она купила пакет с продуктами, поставила его на кухонный стол и ушла.
Несколько ночей спустя Уэлли пришел домой. Джоди уже спала. Я сидела в гостиной и читала «Один день в жизни», библию анонимных алкоголиков, групп поддержки для людей, подверженных алкоголизму. Я не стала ни орать на него, ни замахиваться — ничего подобного. Мы оба вели себя так, словно Уэлли все время приходил домой. Фактически я не видела его целый год, и меня поразило, насколько плохо он выглядит. Он был истощен, выглядел болезненным. Видно было, что он вообще не ест. Я чувствовала запах алкоголя, и его колотила дрожь. Он молча сел в другой стороне комнаты — и это человек, который часами мог говорить о чем и о ком угодно, — и стал смотреть, как я читаю. Наконец он задремал, поэтому я так удивилась, когда он сказал:
— Чему ты улыбаешься?
— Ничему, — ответила я, но, когда он спрашивал, я знала ответ. Я достигла десятой риски. Без взрывов и фейерверков. В завершение я не сделала ни одного неправильного поступка. Этот момент наступил так тихо и незаметно, словно незнакомец вошел в дом.
На следующий день я пошла к юристу и начала бракоразводный процесс. Вот тогда я и узнала, что у нас шестимесячный долг по выплатам за дом, что полгода не плачено за машину и еще шесть тысяч долларов долга. Уэлли даже взял заем на перестройку дома, но, конечно, сделано ничего не было. Синий Гроб рассыпался.
Бабушка Стивенсон — мать моей матери, которая развелась со своим мужем-алкоголиком, — дала мне деньги, чтобы спасти дом. Мы вернули банку машину. Отец наскреб денег и купил «шеви» 1962 года у старой дамы, которая в дождь даже не выезжала из дому. Я никогда в жизни не водила машину. Месяц я брала уроки вождения и сдала экзамен на права. Мне было тогда двадцать восемь лет.
Первое место, куда я поехала на этой машине, была контора социальной поддержки. У меня была шестилетняя дочь, диплом об окончании школы, история болезни, которую можно было назвать полной катастрофой, и куча долгов. И никаких шансов! Я сказала им: «Мне нужна помощь, но я приму ее, только если вы дадите мне возможность ходить в колледж».
Слава богу, в те дни эта служба была совершенно другая. Они согласились. Я поехала прямо в Манкато и зарегистрировалась на ближайший семестр. Четыре года спустя я получила диплом с отличием, высшую степень почета, с самыми высокими оценками по психологии и изучению женских проблем и по двум непрофильным предметам — антропологии и библиотековедению. За все платила социальная помощь: лекции, содержание дома, бытовые расходы. Мои братья Дэвид и Майк бросили учебу, так и не окончив ее, и таким образом в тридцать два года я стала первой из Джипсонов с дипломом колледжа. Двенадцать лет спустя Джоди станет второй.
После окончания я поняла, что требуется нечто большее, чем диплом колледжа, чтобы считаться психологом. Пытаясь свести концы с концами, я стала секретаршей у Брайана, мужа моей подруги Труди. Но через неделю сказала ему: «Тебе не стоит тратить деньги, обучая меня. Я не собираюсь оставаться». Я терпеть не могла подшивать бумаги. И печатать на машинке. В свои тридцать два года я устала выслушивать указания. Большую часть своей взрослой жизни я старалась быть такой, какой мне предсказал учитель и наставник в школе в Хартли. Мне долго пришлось идти по дороге, проложенной для меня и почти для каждой женщины моего поколения. Больше я не хотела ее видеть.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу